После августовских событий 2008 г. руководство России осуществило свое самоопределение в глобальной динамике и выступило как подлинный субъект глобальных взаимодействий с учетом ресурсов государственной и цивилизационной истории России. Был введен ряд критериальных и принципиальных положений, подготавливающих коррекцию мирового порядка. Сдвига порядка в лучшую сторону. Один из принципов и критериев принятия глобальных решений – "многополярность". Возникает необходимость понять не только то, что имели в виду руководители и аналитики, комментирующие высказывания наиболее значимых политиков, но и "сущность" того, о чем ведется речь. Не претендуя на соотнесение со всеми политиками и аналитиками, что невозможно в рамках реального обсуждения, выделим в качестве материала лишь некоторые версии.
Логический и методологический анализы обращены, прежде всего, к высшим критериям и вытекающим из них подходам и принципам, а не к полноте объема возникающих мнений.
Объем привлекаемого материала зависит от поставленных конкретных задач. Для нас пока самая важная задача – иметь сущностный образ "многополярности", что предполагает привлечение не только системного, но и, прежде всего, "метасистемного", онтологического подхода, оперирования наиболее абстрактными мыслительными средствами.
Мы предполагаем пребывание в зоне "запросов", желавшего обращаться не к мнениям, а к истине.
Привлечем сначала мнение А. Дугина, изложенное в "Амурской правде" в ноябре 2006 г. Предварительно выделим основные моменты мнения:
В январе 2007 г. А. Дугин ввел еще следующие моменты своей позиции:
Для того чтобы понять и отнестись к этой, а затем и к другим версиям, следует не только комментировать, но и вводить основание комментирования, и это основание должно быть нейтральным, всеобщим, арбитражным, принимаемым всеми дискутирующими сторонами.
Тем самым, для введения содержательно значимых "нейтральных" критериев следует обращаться не к миру мнений, а к "истине" или к фиксированным взглядам, выражающим "сущность" и ее проявления.
Сущность "опознается", выявляется в науке и философии. В науке, которая организована монопредметно, изучаются явления в рамках той или иной стороны реальности. Поэтому научные теории, хотя и обоснованные экспериментально и т.п., остаются "односторонними", неистинными, приближающимися к истине односторонне.
В философии преодолевается односторонность, но содержание обращено к таким глубинным причинам бытия, установку бытия, которые выразимы лишь за счет высших абстракций, отрывающихся от возможности экспериментирования и др. типов натуральной проверки на реализм.
Чтобы осуществить "проверку", требуется не столько соотнесение с наблюдаемым, практическим, сколько осуществление специальных мыслительных процедур, прежде всего, конкретизации абстракций, чтобы после правильной, по критериям логики, конкретизации иметь возможность приступить и к экспериментальным проверкам в пределах отдельных наук, предполагая затем синтезирование результатов и соотнесение с высшими абстракциями для построения завершающих утверждений о подтверждении или опровержении.
Не имея в виду таких процедур нельзя рассчитывать на соотнесение сущностных положений о "законах бытия", т.е. вечных оснований, с исторически меняющимся потоком явлений. Альтернативой подобной сложной мыслительной работы выступает лишь возврат в мир мнений и отсутствие утверждений о сущности.
В методологии разрабатываются формы подобных процедур, методы и средства соответствующих возможности проверок циклов процедур. Методология хотя и имеет момент историчности и внутреннюю относительность, но она обладает потенциалом следить за обоснованностью своих мыслительных действий и своевременных коррекций совершенствования.
Приведенный материал мнения А. Дугина позволяет выделить "места" для необходимых критериев. В частности, мы отметим следующие:
Кроме того, нужно выделить ключевые положения в целостности смыслов, выраженных в мнении:
национальные государства утрачивают свою значимость и уступают, в той или иной мере и степени вынужденности, суверенитет;
основные решения принимаются гегемоном, присваивающим функции мировой метрополии;
появляются международные инстанции, действующие через голову национальных правительств и выражающие волю гегемона;
возникают и могут возникнуть нового типа империи, использующие для интеграции общность размещения в регионе. Общность истории, религии, культуры, ценностных систем, принадлежность к единой цивилизации;
империи приобретут специфическую суверенность и границы пролягут между империями как цивилизациями, обладающими идентичностью;
Россия должна построить свою империю, стать авангардом в строительстве империй, сплачивая свою цивилизацию и помогая цивилизационному сплочению других империй, способствуя созданию справедливого миропорядка.
Указание на выход за пределы национальных государств в связи с изменениями технологического, информационного и др. типов, порождение процессов, охватывающих все пространство Земли, имеет характер констатации "объективного" процесса, независящего от субъективных устремлений, как руководителей стран, так и активных сил в каждом государстве, в каждой стране. Отсюда и возникает сама необходимость отношения к объективному процессу.
Можно себе мыслительно представить действие реагирующего, как персонального, так и надперсонального, например, управленческой иерархии в целом.
В обоих случаях нужно представить себе и изменения в мировом процессе, отражающиеся на изменениях внутри страны и государства, и само устройство своей страны и государства, динамические проявления устройства, предпосылки либо реагирования, либо нереагирования на изменения, либо реагирования в соответствии с характером изменений без учета особенностей устройства, либо реагирования с учетом особенностей устройства.
При неперсонифицированном реагировании или нереагировании характер поведения зависит от возможностей, потенциала, тенденций, стереотипов и т.п. конкретного человека. Тогда как в ином случае все сказанное для отдельного человека дополняется усилением за счет помогающих сервисов.
В качестве сервисного обеспечения может выступить и вся мощь государственной службы, вся мощь аналитического, научного и т.п. сообществ, сам потенциал "общественного мнения".
В каждой стране складывается своя традиция, линия, инерция вовлечения возможностей реагирования на значимые внешние условия, их изменения, в том числе и долговременного характера. В то же время анализ всего механизма интеллектуального и иного реагирования позволяет утверждать об условиях случайности и неслучайности реагирования.
В частности, если управленец или его обеспечивающий аналитик знаком и освоил общую культуру мышления, то он знает, что работа с любой информацией состоит в фиксации, вторичной организации для удобства основного процесса, полученной информации, в привлечении и вторичном построении понятийных версий той "сущности", относительно которой может быть понята информация, в соотнесении материала (информации) и средства (понятийная версия) для введения утверждения.
Все сложности появляются при установлении соответствия материала и средства мысли, в котором выделяются линии подтверждения и коррекции того, что помещается в конечное утверждение.
Кроме того, установление понятийной версии по материалам информации касается лишь "глубокого" понимания того, что выражено информацией. А затем следует собственно мыслительное реагирование, состоящее в оценке содержания понятого, что означает опознание проблемности или отсутствия проблемности для управляемого объекта. При наличии, опознанности проблемы, через посредство прогноза будущего, следует переходить к построению проекта действий, т.е. к построению "решения".
Применительно к данному выше содержанию аналитическая работа привела А. Дугина к проектным соображениям относительно будущего России и действий руководства России. Мы не видим здесь мыслительных оснований и характера их применения. Он остается, как обычно это и делается, в пределах содержания и мыслительного самовыражения.
Пройдем путь с опорой на мыслительные основания.
Что присуще "предшествующему" состоянию бытия стран и государственного управления? В мире не были достаточно заметными или достаточно значимыми "глобальные явления". Что такое "глобальное"?
Можно считать глобальным явление, которое возникает везде и не предопределяется рамками отдельной страны, не имеет чувствительности и ограниченности из-за действия масштабов отдельной страны, совмещает использование многих или всех стран для прохождения цикла процессов.
Так развитие финансового капитала, банковских систем привело к тому, что из механизма обслуживания экономики страны, группы стран они превратились в механизм, предопределяющий поведение всех или почти всех стран.
Подобным образом Интернет из обслуживающего отдельных потребителей или рядоположенных множеств людей в отдельной стране или некотором количестве стран превращается в механизм информационного подчинения всех, включающихся в него, – ради решения глобальных проблем ядерной, владеющей группой информационных "дирижеров".
Эти явления, имеющие свои прототипы достаточно давно, иногда похожие на глобальные во времена древних империй, в прошлом не предопределяли поведение правителей и выступали как факультативные факторы. По крайней мере, для большинства стран, обладающих заметным потенциалом и самостоятельностью.
Что означает, что такие явления меняют способ самоорганизации управленческих систем?
Говорится о том, что национальные государства под воздействием этих факторов, при их гегемоническом использовании наиболее мощными странами начинают терять суверенитет, а страны, граждане государств, гражданское общество и т.п. начинают терять свою национальную идентичность.
Однако что такое "национальное государство"?
Можно было бы сказать, что это страна, которая имеет национальную или многонациональную, многоэтническую определенность, соответствующую моно или поликультурность, моно или поликонфессиональность, что учитывается и влияет на характер государственного управления.
Предположим, что страна моноэтнична, монокультурна, монорелигиозна, что является крайним типом в типологии стран и имеет соответствующую такой "простоте" историю. Но и в этом случае возникает вопрос о том, что такое "страна", в чем состоит ее устройство, ее целостность и каково место в ней государственного управления.
Чем управляет "правитель", "управленческая государственная "машина?
Если задать подобный вопрос руководителям государства, руководителям страны и следить за тем, что они имеют в виду под объектом управления, то чаще всего будет указание на массу механизмов общества с крайне сложными и неперечислимыми связями всего со всем.
Попытки реального перечисления "частей" или сведения их в различающиеся блоки, соответствующие сферам общества приводят к выводу об отсутствии вполне определенных мыслительных инструментов, которые могли бы помочь однозначно ответить на вопросы об объекте и субъекте управления, о том, как абстрактный ответ может пошажно конкретизироваться по принципу от целого к целому и т.п.
Иначе говоря, современный управленец в позиции руководителя страны, не может показать, что он управляет страной, а управление заменяет множественностью разномасштабных воздействий, носящих синкретичный, рядоположенный характер с непредусмотренностью причинно-следственной зависимостью системного, а не структурного типа.
Чтобы осуществить переход к "системному управлению" требуется интеллектуально-культурная революция с втягиванием в нее и управленцев, и аналитиков.
Для понимания этого пути следует ознакомиться с опытом развивающих игр, с трансформациями участников игр в ходе решения игровых задач и проблем.
Именно в игропрактике на совершенно живом, практическом материале было показано, по крайне мере, с конца 70-х гг. ХХ века, что управленцы не имеют тех мыслительных средств и способов их применения, которые соответствуют – не "воздействиям" на объект управления, на сложные социокультурные, деятельностные и т.п. системы, а – управлению ими.
Это предопределяет интеллектуально-культурный кризис управления, как во всем мире, так и в России.
В отличие от России в ряде стран недостатки сложившейся интеллектуальной подготовки к решению компенсируются множеством приемов с огромными затратами и техническим обеспечением. Хотя совершенствование, происходящее из этого, стратегически малозначимо, реальные стратеги остаются в иллюзии достаточности подобных методов.
Чтобы управлять страной, управленец должен спросить себя: "Что такое страна"?
При эмпирическом ответе появляется бесконечный ряд описаний реальных событий, наблюдений, запечатлений, возникших в ходе изучения и участия в управлении страной.
Вовлекая результаты изучения специальных трудов, посвященных обществу и государству, управленец применяет те или иные концептуально-теоретические схемы, обладающие тем или иным уровнем общности, абстрактности.
Какая схема может быть квалифицирована как подлинная, сущностная, надежная для управленческого мышления? Если страна может быть объектом управления, то она должна предстать в качестве системы, обладающей целостностью, единостью, границами и др. Только тогда страна и может выступить как "нечто", как различающей внешнее и внутреннее, восстанавливающей свое бытие, обладающей суверенитетом.
Что означает "суверенитет"? Суверенным может быть только то общество, страна, государство, которые воспроизводят сохранность внутреннего бытия, могут сопротивляться тому, что вредно, неприсущее ей, которая имеет свою "идею", свое первооснование. Только тогда страна обеспечивает отбор приемлемого ей и входит в отношения с иными странами в зависимости от близости их первооснований.
Граница суверенной страны не сводится к физическому наличию рубежей, пограничных подразделений и регулированию пропуском вещей, товаров, людей.
Граница обеспечивает, вместе со всеми охранительными системами, непропускание не только вещно-объектного, но и интеллектуально-нравственного, духовно-неприемлемого. Тем самым, если у страны есть – ей присущие ценности, культура, религиозное, высокоинтеллектуальное, лежащие в основе ее самоидентичности, ее самоприемлемости, то она должна отдалять от себя этому противоположное, могущее разрушить ее основания и первооснование, ее внутреннюю единость.
И все же, что такое "страна"?
Любой заинтересованный в ответе может привести неограниченное число признаков страны, упомянув и этническое разнообразие, первичное, природное бытие людей, их малые объединенности, прежде всего – семьи, а затем и роды, все привычные в обществе допрофессиональные и профессиональные объединенности, сообщества, это и производство, и экономика, защитные системы, наука, культура, управленческие системы, это и регионы, малые территориальные образования, это и города, села, различные сооружения, это и природные ресурсы, территория как места проживания и нехоженые места и т.п.
Но размышляя подобным образом, мы не получим такого образа страны, которое могло бы служить мыслительным средством, организующим принятие решения, реагирование на новые обстоятельства.
Для рационализации раскрытия объектного содержания страны можно упорядочить рассказ об "объекте", введя сначала более простые характеристики и постепенно их усложняя, показывая переход от природности к созданности, от самопроявления к согласованным формам жизни многих людей, от низменного к возвышенному, к культурному и затем к духовному.
Однако необходимо генетические переходы к более сложному и утонченному выразить в результате, в стране, которая уже "есть", функционирует, имеет внутренний потенциал развития, исчерпания своей "идеи".
Привлечение системного анализа позволяет спрашивать о том, что у страны есть форма, а что "морфология" или то, что привлекается, каковы отношения между формой и морфологией, в каком случае этих взаимодействий страна как целое, единое обладает благополучием, здоровьем, а когда она становится неблагополучной, нездоровой.
Тем самым, у страны, как и любого "нечто", есть типовые "начала", от которых и от совмещения которых зависит динамика бытия, исторические изменения, смена состояний в сторону большей развитости или в сторону регресса.
Так конституция выступает в роли интегральной формы страны, и коррекция конституции ведет к пересамоопределению всех составляющих страны, к смене требований ко всему и подстройки к этим требованиям, происходящим в той или иной степени благополучно или драматично.
Форма системы, если она реализует свою функцию, заставляет морфологию существовать в своих требующих рамках и имеет для воздействия соответствующие "органы". Но перспектива подчинения, властвования зависит от сопротивляемости морфологии, которая, сохраняя самовыражение, может воздействовать на форму.
В критических случаях она меняет форму, пользуясь для этого своими интеллектуально-нравственными механизмами. Вся динамика систем и состоит в перевесе то одного начала, то другого.
Однако и системный подход не дает достаточно высокого уровня раскрытий.
Для понимания страны как включенной в цивилизационный процесс макросистемы требуется метасистемный подход. Сменяемость форм имеет свои внутренние основания, обсуждение которых составляло вершину философской мысли. Непонимание этой проблемы характерно для "правителей" среднего и низшего уровня.
В китайской "Книге Перемен" указывается на то, что нельзя стать великим правителем, не понимания отношения между "небом" и "землей", не входя в вечные законы бытия. Эти законы в той или иной форме знали и использовали для своей самоорганизации волхвы, жрецы, как в Древнем Египте, так и в Древней Индии. На их основании осуществляли свое бытие волхвы древних славян, выражавших свои взгляды в "Ведах". Различие между системным и метасистемным подходами могут быть показаны в сравнении учений Аристотеля и Платона, а внутренний механизм бытия метасистем раскрыт Гегелем в его учении о духе.
В чем суть различий? Формы любого "нечто" имеют своим основанием механизм формораскрытия и формосвертывания, который работает либо, исходя из "чистоты" действия всеобщего первооснования, либо в рамках учета особенностей бытия морфологии, обладающей случайностью самопроявления.
Первооснование имеет вечный и неизменный характер, о чем и писал Платон в учении об идеях.
В наших терминах мы говорим о функции, о предназначении любой системы. Функция сама появляется как самораскрытие первофункции, содержанием которой предстает потенциальное, непроявленное.
В терминах Платона это "идея идей". Субъективная трактовка первофункции приводит к учению о "Боге". Если Платон писал об идеях, предназначении, потенциальности форм систем, то Аристотель писал собственно о формах систем. Гегель ввел учение об "абсолютном методе" как мыслительном выражении механизма самораскрытия первофункции.
Зачем аналитику вхождение в такие различия? Для того чтобы правильно действовать, соответствовать сути бытия правитель должен опираться на знание законов, предполагать, что историческая динамика имеет движущие источники, как относящиеся к форме, первоформе, так и морфологии, первоморфологии. Только тогда их взаимодействие дает историческое раскрытие изменений и сознательное к ним отношение.
В этом управленцу должны помогать те, кто сохраняет и совершенствует знание о сути бытия, высших критериях неслучайности. Прежде всего, это философы, имеющие интеллектуальное выражение законов бытия, а затем и другие, которые "держат" высшие отношения к миру, как чувственные – в искусстве, так и иные, например, в религии.
Гегель писал о трех моментах "держания" истины – эстетическом, религиозном и философском.
В древности правителю в сохранении чистоты критериев помогали волхвы, жрецы. При трактовке событий правитель должен был совместить вечное или "Небо" и преходящее или "Землю" для того, чтобы не сделать ошибок. Именно эта традиция сохраняется в Китае, что и обеспечивает ее руководителям нужный потенциал мудрости.
Для России, наследнице великой этнодуховной истории и базисных ключей мировоззрения и мироотношения праславян и славян, насчитывающей многие, а не одно тысячелетие – соответствие указанным законам, следует ставить в качестве "национальной идеи". И только тогда она сможет не только вписаться в цивилизационный процесс, но и быть авангардом цивилизационного совершенствования мирового сообщества.
С точки зрения метасистемного подхода страна имеет как свой морфологический блок, все типы и уровни самодвижения конкретного этноса или множества включенных в целое этносов, так и свой формно-функциональный блок культуры и духовности, а также блок управления обществом как единым "нечто", совмещающий оба блока "начал" в исторической динамике.
Каждый блок имеет свое оформление в систему, свои интересы, свою историю, свою форму и морфологию. Страна может стать целостностью, единым "нечто" со своим функционированием и развитием, с цикликой бытия, если все эти три базисных блока признают друг друга и совмещаются. Лучший тип совмещения начал – гармонический. Смещение целостности в сторону лучшего учета и соответствия законам бытия означает совершенствование и развитие страны.
В связи с этим можно различить "культуру" и "цивилизацию", избавившись от множества недоразумений, неопределенностей, неточностей, бытующих в аналитике.
В культуре исходным являются высшие, предельные дифференциальные критерии любых действий, необходимых обществу, в том числе управлению, например, интеллектуальные, чувственные, самоорганизационные и т.п.
В цивилизации базисным процессом является именно совмещение указанных трех начал. А уровень цивилизационности определяется весом, значимостью блока предельных оснований, законов бытия в гармоническое единство.
Можно соотнести "культуру" и "духовность".
Для духовности характерно выделение и субъективное следование высшим интегральным критериям. А это означает особое служение первоформам, первооснованию, в котором сращены, потенциально предположены все дифференциальные высшие критерии.
Такое понимание присуще древним "Ведам". Если говорить о религиозной духовности, то устранение исторически сложившихся различий религий, конфессионального, организационного, церковного оформления оставляет чувственно и самоопределенчески ориентированное сопровождение в функции духовности.
Учет морфологии, типов этносов, типов географической среды, исторической динамики и т.п., к дополнительному доопределению содержания религиозных оснований, к различию религий. Поэтому при налаживании духовной жизни в стране, имеющей разные религиозные течения, конфессиональные системы управления обществом, – государственное управление должно уметь сочетать использование всеобщих, нейтральных оснований синтетического типа с учетом многообразия конкретизаций, включая моменты преувеличений в акцентировках, искривлений относительно законов бытия и др.
Именно Россия накопила опыт многоконфессионального, многоэтнического, многокритериального существования, управления, опыт положительный и отрицательный, достаточный, чтобы осознать все возможные варианты линий исторического движения и на этой базе ввести высший уровень цивилизационного управления.
В чем тогда особенность придания бытию страны цивилизационного характера и что означает бытие цивилизации, может ли цивилизация предполагать включение нескольких стран?
Страна, которая не только "терпит", но и признает вечную значимость культуры и духовности, использует результаты для своевременной коррекции, как управленческих процессов, так и процессов самоорганизации под критерии гармонизации, между всеми тремя блоками инициатив, является цивилизационной.
Отсюда и вытекает процесс введения или усиления, придания устойчивости в синтезе блоку высших критериев, а затем и процесс цивилизационного становления, функционирования и развития. Так как границы страны складываются исторически и в значительной степени случайно, то цивилизационное пространство, как правило, выходит за пределы страны.
Фиксированный этнос может располагаться в иных, часто смежных, странах, так же как к нему могут примыкать близкие этносы, чувствительные к типу сложившейся культуры и формам реализации духовности, в частности, религиозной.
В свою очередь, культура и, тем более, духовность могут быть приемлемыми для достаточно различных этносов. Это тем очевиднее, когда многие этносы принадлежат единой расе и прошли исторический путь дифференцировок и отделений от своих прародителей.
Иначе говоря, формы организации жизни в странах, в том числе типы политических устройств, стереотипы механизмов управления, традиции самоорганизации населения и культурно-духовное обеспечение всего этого могут совмещаться в цивилизационные единицы, комплексы, популятивные целостности, охватывающие и части стран, и множества стран, особенно если они невелики по масштабам.
При складывании цивилизационных единиц в одной стране может усиливаться либо процесс цивилизационной кооперации, либо цивилизационного размежевания, вплоть до его поддержки деструктивными силами в самоорганизованном населении или в управленческих группировках в системе власти.
Чем больше страна и более многообразными выступают этносы, этнокультурные и этнодуховные организованности, культурные и духовные структуры, тем сложнее удержать целое в единстве.
Россия в различных вариантах являлась именно такой страной, имеющей еще свои "зарубежные" фрагменты и даже близкие к ее эталонам страны, хотя в древние времена она была достаточно однородной Русью, располагавшейся от Месопотамии до Египта и посылавшей свои фрагменты этнокультурного и этнодуховного массива в различные стороны и территории.
Само расположение русско-славянского этноса в теперешних границах и его государственное оформление является следствием масштабного переселения в общем потоке расселения славян в теперешней Европе. Тем самым Россия должна была обладать не только высочайшей культурно-духовной базой для интеграции возникающего разнообразия этнокультурного массива с присоединением ряда далеких этнических масс, но и вырабатывать арбитражное отношение к множественным версиям критериальных систем, терпимость к многообразию.
Это и отмечается как одна из глубинных особенностей России. Подобное отношение сохранялось при самых разных поворотах в стилях управления, заимствованиях иных и даже чуждых форм управления. Даже в том случае, когда преодолевалась раздробленность России, и она, проходя путь более полный до "большого синтеза", чем Эллада, не ограничивалась идеей мономеханизма управления, присущего Риму, не только достаточно терпеливо сохраняла своеобразие цивилизационных единиц, но и совмещала моноуправление с полицивилизационностью в рамках единой империи на более высоком уровне, чем они.
Это не была жесткая империя типа Египта, вынужденного самосохраняться при наличии меньшинства белой расы, и она была готова к объединению типа СССР.
Другое дело, что СССР упростил исходные основания, вытеснил и даже во многом уничтожил носителей высших оснований в пределах марксистской версии нового Египта-Рима и в связи с выживанием нового типа организации общества. Это привело к деградации уровня стратегического управления и всего того, что было метасистемой СССР.
Трудная история России последних веков, особенно ХХ века, побуждает не проводить поспешных анализов и выработку поспешных предложений. Необходимо предельно углубить анализ, сделав его цивилизационно центричным, не забывая расширить рамки государственной истории, включив то, что было до новой эры, дохристианства, пусть и православного. Только тогда появится предпосылка нашей расово-этнической и "национальной" идентичности, возможность цивилизационного самосознания и сплочения на твердой почве метасистемного подхода.
Исходя из сказанного, можно возвратиться к А. Дугину. Он говорит о вынужденной уступке своего суверенитета национальными государствами, являющимися "менее мощными", уступающими стране или странам гегемонам, утрачивающими свою значимость.
Что тогда означает уступка суверенитета, утрата значимости? В сложившейся практике это означает, что уступающая сторона отдает на внешнее решение то, что относилось к воспроизводству себя и отрицательному реагированию на приносящее вред воздействие со стороны. Эта сторона либо – не хочет знать и не знает, что воздействие носит отрицательный характер, не реагирует на предупреждения об отрицательной динамике и опасностях, даже угрозах стране, либо – терпит замеченное, не решаясь предпринимать меры, либо она – заинтересована в отрицательных последствиях, так как уже прошла путь отчуждения от интересов своей целостности и живет либо интересами иной целостности, либо просто индивидуальными интересами вне связи с целостностью.
В этом контексте утрата значимости означает снижение или даже отсутствие значимости "своей" целостности", своей страны.
Как и в любом мотивационном и самоопределенческом процессе в управлении или в соуправлении, в участии в судьбе страны все отрицательные последствия начинаются с растворения мотивации и устранения потребности, исчезновения значимости, интересов и т.п., т.е. готовности к тому, что требует система, какие бы ни были совершенными представления о системе, о себе в системе, об окружающей среде и т.п.
В то же время суверенитет, значимость системы и себя в системе по своему содержанию зависят от того, каков уровень развитости имеет система или метасистема.
Если она находится на высоком уровне развитости, а лидеры, лидерское сообщество, наиболее значимый для системы слой лиц, прежде всего – управленцы или те, кто предопределяет динамику замыслов, оценок, самоотношений этих лиц, – все они, либо вместе, либо постепенно расширяя свое представительство, – отстраняются от судеб страны, предполагают снижение уровня развитости как условие реализации своих интересов, то страна неизбежно начнет путь уменьшения своего потенциала или даже деградации, степень которой зависит от позитивного или негативного потенциала в узлах самодвижения народа и высшей критериальности, их влияния на целое.
Поэтому отказ от суверенитета в заметном объеме, увеличение чувствительности к отрицательным влияниям извне, увеличение зависимости от внешних дирижеров ведет к общему расстройству и деструкции "нечто". Гегемон, желающий ослабить другую страну и решить свои проблемы за счет этой страны, ее ресурсов и др., будет вести к тому, чтобы суверенитет был ослаблен с учетом долговременного замысла. Последний может предполагать либо принципиальное разрушение страны, либо временное ослабление, манипулятивное отношение к ослаблению суверенитета.
Россия была подвергнута и тому, и другому, что зависело от динамики ситуации в России и в мире. Она могла стать манипулятивно более собранной и дееспособной под стратегию противоположения к Китаю, для его нейтрализации в обозримом будущем. Манипулятивность тогда должна была состоять в том, чтобы охранить внешнее управление в более замаскированной форме и держать руководство в достаточно надежной подчиненности.
Иначе говоря, манипулирование суверенитетом зависит от характера замысла, технологической готовности и мощности механизмов манипуляции.
Это отличается от придания форме страны большей гибкости, готовности к изменению формы, переходу от одного варианта формы к иной, более развитой, что во многом произошло в Китае.
Управленческие механизмы сохранили суверенитет, сделав динамику целого более соответствующей общей необходимости и возможности реализовать, актуализировать новые возможности. Если же уровень развитости системы, метасистемы достаточно низок и целое не вписывается в мировую динамику, остается во множестве стран аутсайдером, в "последних рядах", то может быть внешнее управление с позитивными умыслами, устремлением подтягивания под более развитый уровень и даже ускоренным образом.
Но это предполагает создание замыслов не столько под свои или чужие интересы, а под критерии нейтрального характера, под "идею", "идеалы", равным образом значимые для всех.
Во многом в СССР проявлялись эти формы внешнего доминирования, например, относительно Монголии. Другое дело, что марксистский вариант базисных критериев не учитывал то, что было связано не с экономической или социокультурной развитостью, а с культурой ли духовностью страны, которой осуществлялась искренняя "помощь".
Эти же моменты можно было увидеть в таком же управлении в пределах самого СССР, когда ускорено "развивали" ряд республик, регионов.
Конечно, А. Дугин имеет в виду достаточно одностороннее и грубое внешнее доминирование и размывание суверенитета России для пользы США и, частично, Западу в целом.
С другой стороны, и в СССР были достаточно упрощенные и жесткие замыслы использования своих и "соседних" ресурсов для мировой коммунистической идеи. Критики советского замысла и практики осуществления подчеркивают или видят лишь эти грубые формы, спекулятивно не замечая аналогичное, идущее с Запада.
Если выбрана стратегия спекулятивного доминирования, то в нее вписываются все способы спекулятивного использования любых имеющихся механизмов общества. Это касается и международных инстанций, действие которых по первичному процессу может быть полезным, соответствующим заявленной функции, быть политически нейтральным, а после соответствующих коррекций организационных технологий становиться обслуживающим спекулятивную стратегию.
А. Дугин говорит об "империях". Но что такое "империя"? Она предполагает наличие многих внутренне самостоятельных государственных "единиц", целостностей, которые иерархизированы с наличием органа иерахизации, не подвергаемого проблематизации и возможности устранения. Если жесткая иерархическая организация власти касается одной "единицы", с различными масштабами, то это уже не является империей и сближается с тиранией, групповой или индивидуальной.
Естественно, что иерарх может быть имеющим различные типы конечных, исходных оснований. Либо он опирается на индивидуальные взгляды, непросвещенные или просвещенные, либо опирается на законодательные рамки, куда вписывает свои устремления, либо опирается на высшие критерии, которым служит. Поэтому "император", а затем и механизм "империи" различаются на персонифицированный, нормосоответствующий и культурно-духовно соответствующий типы.
Последний тип может доопределяться и как цивилизационный, в котором три источника власти совмещены в рамках критерия гармонизации и персонификация заменяется самовыражением многообразия народов, нормосоответствие заменяется суммарным нормосамовыражением лидеров народов, а культурно-духовное соответствие суммарным культурно-духовным самовыражением народов.
Подобную империю создать крайне сложно, а возможность создания предполагает маловероятное прохождение пути лидерами иерархизированного "популятивного объекта", а затем "популяцией единиц".
Подобные технологии и методы еще не зафиксированы в применении к современным обществам, странам, хотя теоретико-технологические предпосылки для этого в методологии уже имеются.
Тем самым, целевая установка А. Дугина носит эмпирический, стихийный характер, вне сущностного осмысливания того, что является содержанием первичных смыслов, не опирается на достаточно определенную понятийную и мировоззренческую базу. Она может оставаться как одна из установок пожелательного характера.
Если же внести достаточную определенность в понимание империй и их типологии, то можно согласиться с тем, что империи могут обладать своей целостностью с границами и их защищенностью, со своей суверенностью и самоидентичностью. Империи, как особый тип макросистем, могут иметь все типы отношений, например, сосуществование, кооперативности, противопоставительности и т.п.
А. Дугин предлагает строить империю цивилизационного типа и стимулировать построение подобных империй, возглавлять такой процесс.
В связи с тем, что это уже цивилизационные империи, то они имеют нравсвенно-духовный потенциал, интеллектуальный потенциал, обеспечивающий преодоление принципа изоляционизма, потребительства, эгоцентризма, спекулятивности, что является условием прихода к сплочению, к созданию цивилизационного миропорядка, условий для отсутствия спекулятивного доминирования.
Подобные устремления А. Дугина можно только приветствовать. Однако вопрос заключается в том, насколько это соответствует сути дела и реалистичности. Цивилизационная установка, при понимаемости и признанности взглядов на цивилизацию как отражающих сущность миробытия на уровне бытия обществ, должна предполагать, что все элиты наиболее значимых стран приводят свои устремления и действия, циклы разработки и принятия решений в соответствие с едиными всеобщими основаниями, сутью, законами бытия. Именно опираясь на них можно все "единицы", страны, империи и т.п. рассматривать как частные конкретизации идеи цивилизации, а взаимопонимание и взаимопомощь, учет особенностей опосредуется единым основанием.
Именно опираясь на единое основание, появляется мировое "мы", и все различающиеся части предстают как "родственники" одной семейной целостности мировой цивилизации.
Чтобы приобрести подобное устремление и самоорганизацию элитное сообщество должно хотя бы иначе увидеть историю, реконструктивное видение происходящего.
Что такое "история"?
При использовании системного, а затем и метасистемного подхода мы можем начинать либо с функции, с формы, либо с первоморфологии, морфологии.
В первом случае следует владеть высшими критериями, мыслительными абстракциями, культурой мышления, нравственно-духовными опорами, тогда как во втором случае для использования морфологического подхода достаточно быть, минимизируя уровень требований, созерцающим, фиксирующим эмпирические образы и т.п.
Именно этот подход в исторических реконструкциях преобладает, усложняясь раскрытием тех событий, в которых проявляются сложные типы бытия, например, духовные и т.п. Фактически отсутствует цивилизационная реконструкция, так как знания и об управлении, и о культуре, и о духовности остаются излишне упрощенными.
Более адекватное знание о сложных типах бытия предполагает использование высших уровней интеллектуальной культуры, логической адекватности, владение методами псевдогенеза и т.п., то есть того, что позволяет войти в понимание сущности всего. Настоящее образование и интеллектуально-нравственно-духовная практика далека от подобной необходимости, хотя все предпосылки для требуемого есть в философии и методологии. Без подобных предпосылок невозможно понять динамику отношений блоков цивилизационного целого.
Мы считаем, что "история" является реконструкцией и оформлением в качестве знания всей прошлой цивилизационной динамики, с периодами становления, функционирования, развития и упадка цивилизационных единиц и комплексов.
Такие разработки отсутствуют, и мы лишь приступили к ним. За ними будущее, так как без опоры на них нельзя сформировать цивилизационную прогностику, планирование и управление в целом.
Создав цивилизационную аналитику можно начинать строительство цивилизационного миропорядка, учитывая не только и не столько субъективные устремления и пожелания, сколько "давление" истории, и тенденции, влияние универсумальной, "космической" динамики, универсумальный зов в стратегической перспективе, а, также учитывая все то, что человечеству становится неприемлемым.
Однако и устремления, и содержание отрицательных тенденций, и то, что кажется перспективным, следует осознать с помощью сущностных воззрений о бытии. Поэтому заботой инициирующих цивилизационный подход и прогресс должно стать построение максимально осмысленной "интеллектуальной машины", способной соответствовать вышеуказанному и не вносить какие-либо формы спекулятивности. Одним из важнейших блоков такой "машины" должны быть охватывающие реконструкции учений о бытии, учений о познании сущности, разработки методов и технологий адекватного применения сущностных воззрений в решении всех типов задач и проблем.
Подобная работа во многих линиях и ведется в методологии, хотя и без какой-либо заметной поддержки общества и государства. Еще более сложной предстает работа по нравственно-духовной переориентации в рамках служения первоначалам и их проявлениям по переориентации всей системы подготовки элиты, включая участников госуправления.
Соотнесемся с мнением С. Кургиняна, введенном в апреле 2007 года. Оно может быть выражено в следующих положениях:
Мир переживает, возможно, самый острый за всю историю острый период;
Конфликт цивилизаций имеет более антагонистическую форму проявлений, чем конфликт идеологий;
Коммунизм и либерализм имел одну и ту же рамку идеологического модерна с разно понимаемым, но признаваемым гуманизмом и прогрессом;
Западу приходится сталкиваться с постмодернистскими проектами, например, радикальным исламизмом, но не исламом;
Мы предпочитаем пользоваться размытостью таких понятий, как "многополярность" и вообще аппарата описания сегодняшнего мира;
Страшнее однополярности мира уход от биполярности (США – СССР) и отсутствие прихода куда-либо;
Уйдя с мировой арены, СССР оставил незаполненным гигантский геополитический пояс и возник вакуум мировой власти, который не смогли заполнить США;
Американские претензии на позитивный империализм в 21 веке автохронны, они не заплатили за такие претензии, не дали внятных проектных ориентиров, наподобие плана Маршалла;
При необходимых для этого военных слагаемых социополитической и экономической системы США не будет напоминать теперешние США, и они не готовы платить такую цену;
Нет идеологического проекта однополярного мира, соответствующего субъекта, ресурсов под проект;
В пустоте может вырасти все, что угодно, например, радикальный, террористический исламизм;
Вряд ли без мировой войны может сформироваться новый многополярный проект мирового устройства;
Мир никогда не управлялся благими намерениями. А управлялся силой и интересами и едва ли будет безусловным приоритет международного права над интересами ведущих игроков, воюющих за ресурсы будущего;
Мы вползаем в мир неравномерного развития при империализме, похожий на время начала ХХ века, как результат распада СССР;
Глобализацируется труд и капитал;
Молодой догоняющей страной является бурно восходящий Китай, который никогда не был агрессивным и требует признания по его результатам, а это невозможно. Так как многие мировые константы тогда рухнут, да и практика оценок такого типа, институты отсутствуют;
Нужна ревизия языка, устраняя размытость, расчистив место для обсуждений.
То, что С. Кургинян озабочен определенностью нужных для анализа понятий, является признаком аналитической серьезности и зрелости подхода. Повод для этого вполне достойный. Мировой кризис имеет те особенности, которые делают недостаточными прежние основания, мыслительные средства. Кризис цивилизаций, конфликт цивилизаций ведет к более острым противоречиям, чем те, к которым мы привыкли.
Но тогда надо вводить понятие "цивилизация" как средство арбитражного мышления в дискуссиях.
Если устанавливается переход от многополярного к монополярному, однополярному миру, то следует вводить понятие и понятийную пару – "одно- и многополярный миры".
Тем более что С. Кургинян констатирует, что США не реализует идею "однополярности", не заполняет пустоту как следствие ухода СССР с мировой сцены, а многополярность не допускает.
Во всем должна быть определенность. Но что это за определенность, что за мир в теперешнем состоянии, какова перспектива в рамках перехода от промежуточного состояния в устойчивое и каково оно может или должно быть?
В то же время, некоторые формно-функциональные критерии С. Кургинян вводит. Так он "требует" от инициаторов устройства мира, от США проекта, обладающего "позитивностью" и идеологичностью, субъектов реализации и ресурсного обеспечения.
Мы можем добавить, что инициатор должен иметь не только это.
Что такое большая политическая инициатива?
Как и в любой инициативе, новатор либо самореализуется в зависимости от своей внутренней динамики, не вписывается в объективную "логику" бытия объекта, системы, внося случайные дезориентации или позитивно направленные новые линии движения, либо он продумывает ситуацию, реконструирует ее или более охватывающую предисторию, ставит проблему и вводит выход из проблемной ситуации, либо он реализует внешний заказ на "новое", обладающий позитивностью или негативностью.
Однако даже в случае отхода от случайных самовыражений и спекулятивного следования внешним указаниям необходима неслучайность содержания проблем и проектов на будущее, прогнозов возможного и выбора наиболее значимого варианта для проектного оформления.
Если инициатива "большая", обладающая принципиальностью, то обоснованность и неслучайность должны быть максимальными.
В рассматриваемом случае они должны носить характер обоснования и неслучайности стратегического типа.
Если обычные проекты, чтобы быть обоснованными, требуют не только соотнесения с ситуацией и ситуационной динамикой, но и введения критериев интеллектуального и мотивационного типа, то стратегические проекты предполагают критерии мировоззренческого и мироотношенческого уровня, сущностные картины бытия с их привязкой к имеющимся теориям, с одной стороны, и ценностные и идеальные опоры.
Не может стратег в мировой политике, не обладая сущностной картиной мира его динамики, исторической ретроспективой, историческим прогнозом вводить компоненты стратегий. Он должен ответить на вопросы о будущем и требуемом бытии всего в мире, включая бытие своей страны, иных стран, как лидирующих, так и не лидирующих, о том, какие действия соответствуют, а какие не соответствуют введенным основаниям.
Достаточно проанализировать размышления о сущности войны и действий стратега в ней, раскрытые 2,5 тысячи лет назад китайским военным мыслителем Сунь-Цзы. О подобном интеллектуальном процессе стратега писали К. Клаузевиц, А. Свечин и др.
США демонстрируют, пользуясь характеристикой С. Кургиняна, по принципу Наполеона – "ввяжемся в бой, а затем посмотрим!"
Конечно, можно представить и наличие того невидимого стратега, который знает о следствиях подобных действий и продвигает к ним в рамках своих ясных целей. Но соответствуют ли цели того стратега сути бытия и зова настоящего момента истории?
С нашей точки зрения, нужен цивилизационный подход к осмысливанию и реальных замыслов, действий лидирующих игроков и гегемонов, и возможных замыслов. В цивилизационном подходе есть место и предельным основаниям, интеллектуальным и мотивационным, и слежению за ходом событий, и механизму разработки замыслов, вписывающихся в суть бытия и его историческое проявление. В частности, должны быть идеологические основания.
Но что такое "идеология"?
В литературе, аналитической практике этот термин имеет слабо структурированное и обоснованное значение. При таком понятийном обеспечении нельзя говорить об идеологическом проекте, так же, как и о стратегии, воплощающей идеологию. В то же время еще Платон дал нить размышлений, ведущую к ясному ответу.
Если у всего есть своя "идея", а идеи имеют своим основанием "идею идей", если существующее "уподобляется" идее и идее идей, то только то, что устремляется к максимальному уподоблению, стремится к идеалу, т.е. стремится к соответствию сути бытия. Только оно является "здоровым", перспективным, способствующим максимально развитому бытию целого. При отходе от данной установки появляются несоответствия, ошибки, дефекты, деструкции, кризисы и т.п.
Следовательно, идеал выявляется из содержания мировоззренческой картины при соответствующей локализации, при обнаружении своего места в универсуме и мировом замысле.
После этого обнаружения образ "своего места" должен стать субъективно значимым, предельно значимым, вызывающим стремление к соответствию своему предназначению. Поэтому прагматические расчеты не могут быть сами по себе стратегически значимыми, так как они вытесняют и не предполагают универсумальное самоопределение и самополагание, устремления к своему предназначению.
США является образцом прагматического управления, подхватившего эстафету у Англии. Сохранившими и усовершенствовавшими эгоцентризм и потребительское отношение ко всему миру. С этой точки зрения подобная политика является не только цивилизационно незначимой, но и антицивилизационной.
Пока в мировой динамике ведущим был вектор потребительства, борьбы за обладание и преобладание прагматический подход был эффективным. Но наступила пора учитывать цивилизационные факторы, цивилизационные основания. Учитывая глобализационные процессы, резкое усиление взаимозависимости и наличие средств глобального самоуничтожения, не только военного, но и иных типов, спастись можно только вместе и только за счет преодоления потребительского и эгоцентрического подходов в политике.
Прагматизм терпит поражение и в Афганистане, и в отношении Ирана, и в отношении России, что и показали недавние события.
Россия уже перестала быть недопустимо беспомощной на мировой арене, и свои ресурсы пытается использовать как в прагматике с положительной направленностью, так и в первых шагах своего надпрагматического самоопределения, в поиске оснований для стратегии, приближаясь к введению цивилизационного подхода. Яркое и демонстративно быстрое продвижение Китая является заслугой не только прагматической корректности руководителей, но и, прежде всего, опоры на вечные основания, на классические воззрения о мире, выраженные, в частности, в "Книге Перемен".
Можно предположить, что при использовании этих оснований США имели бы иную политику, даже не выделяя роль в этом мироотношения.
С. Кургинян обсуждает феномен "пустого места" на мировой стратегической арене. Был "коммунистический" проект и проект "либеральный", были идеологические противопоставления, пусть с некоторыми общими установками. Была динамика разных начал, которые трактовались как "черное и белое", но не было пустоты.
А теперь возникла "пустота", в которую устремляются неконтролируемые инициаторы деструктивного типа.
Однако в данном воззрении выявляется особый тип прагматизма. В нем нет "идеи" и "идеи идей" Платона, поэтому не вносится универсумальное самоопределение и решение проблем станет вновь уделом случайности, как будто у человечества нет зафиксированного потенциала сущностных воззрений о бытии и нет перспективы приобретения стратегически значимой способности к адекватному использованию этих мыслительных критериев высшего уровня. Но есть и "Книга Перемен", и учение о духе Гегеля, а также иные свидетельства возможности ухода от стихии и случайности.
С. Кургинян думает, что без мировых потрясений не может возникнуть многополярный проект. Но еще Сунь-Цзы утверждал, что победа в войне начинается с победы в уме. Нужно вовлечь высшие возможности ума и стратегически показать возможность мироустройства, приемлемого для человечества, опираясь на законы бытия.
Желаемая альтернатива должна возникать в ходе "считывания" из бытия, для чего требуется обретение способностей к такому ясновидению.
В связи с этим особую значимость приобретает создание профессионалов высшего уровня в слое стратегического управления через уход от крайнего прагматизма в их становлении во многом заимствованного именно на Западе, особенно в США. Прагматизм должен быть периферией, а не быть в основе стратегического мышления.
Если глобализации подвергся, как отмечает С. Кургинян, труд и капитал, а также – информационный и иные процессы, а такие явления несут историческую случайность и тенденции с положительными и отрицательными свойствами, то крайне необходимой является глобализация в поиске вечных оснований бытия. Тем более что человечество накопило ответы на эти вопросы в тех объемах и уровнях проницательности, которые достаточны для выхода из кризиса, для возвышения мысли, чувств, самоорганизации, прежде всего именно стратегических элит.
Только на этой основе может быть подготовлен цивилизационный взлет в масштабах мира в целом, цивилизационное сплочение на фоне прагматически корректного решения и насущных проблем.
Но С. Кургинян с внутренней драмой констатирует, что даже осмысленное и положительное восприятие восходящей мировой звезды, Китая, невозможно из-за действия инерции мировых констант, их субъективных, элитных обладателей, соответствующих кооперативных сообществ. Тем более что нет практики нужных, адекватных оценок, их обеспечивающих критериев, методов, институтов. Если нет того, что необходимо иметь, то простейшей реакцией на подобную ситуацию является создание необходимого и мобилизация усилий в эту сторону.
Не следует забывать, что в России есть все предпосылки для решения подобных проблем.
В России не развиты осмысленные способы мобилизации сил под проблемы и опыт осуществления интеллектуально-духовной мобилизации обладал высокой степенью случайности, стихийности. Иногда мобилизация принимала грандиозные масштабы, например, усилиями Петра Первого, Сталина и Берия. Но эта практика сохраняла многие черты невоспроизводимости и сопровождалась вынужденным и субъективно выраженным насилием.
Наступает пора цивилизационной мобилизации и перехода к контролируемому совершенствованию общества в рамках цивилизационного подхода. Чтобы это понять следует разобраться в происходящем, в культуре России второй половины ХХ века и начала ХХI века, особенно – в интеллектуальной культуре. Такие процессы остаются почти незнакомыми и поверхностно понятыми.
Тем самым, действительно необходимо расчищать место в дискуссионном пространстве, о чем говорит С. Кургинян. расчищать понятийную составляющую, а затем и культурно-мыслительную, совмещая с нравственно-духовной составляющей единой критериальной базы будущих глубоких прояснений, будущей стратегической практики. Эти размышления аналитиков отражали общую линию анализа объективного процесса, которая не была непосредственно связана с принятием государственных решений, с выработкой стратегии для страны.
После конфликта, малой войны в Южной Осетии, руководство страны было вынуждено реагирование на агрессию Грузии связывать с позиционированием в мировом пространстве, с выработкой стратегических ориентиров и учетом фактора моно-полиполярности мирового пространства.
Приведем ряд содержательных акцентов, сделанных Д.А. Медведевым в конце августа 2008 года:
Мир должен быть многополярным и однополярность – неприемлема, доминирование недопустимо;
Мироустройство, где все решения принимаются одной страной, неустойчиво и грозит конфликтами. А Россия не хочет конфронтации ни с одной страной и, насколько это будет возможным, будем развивать дружеские отношения со всеми;
Мы будем исходить из безусловного приоритета защиты жизни и достоинства наших граждан, где бы они не находились, защиты предпринимательского сообщества за границей, будем внимательно работать в регионах, где есть наши привилегированные интересы;
В уставе ООН зафиксировано право государства на самооборону, а иногда мы можем использовать и санкции, при необходимости принимать для этого специальные законы, хотя это самый непродуктивный путь.
Тем самым, говорится, что мироустройство, бытие которого порождает конфликты, является неприемлемым и Россия не хочет конфронтацией, конфликтов. Если конфликты появляются вопреки субъективной воле руководителей, управленческих иерархий, то это следствие "естественной" динамики. Здесь принимаются меры всеми, кто считает конфликт отрицательным, ненужным явлением, и способы антиконфликтного поведения, согласования действий – одни.
Иные способы возникают тогда, когда конфликты порождаются, провоцируются, прогнозируются для их актуализации. Появляется субъективное основание порождения конфликтов, так как конфликты рассматриваются как "нужные", "полезные", "выгодные" и т.п.
Конфликт становится средством решения проблем и задач. Положительное и отрицательное отношение к конфликтам зависит здесь от умысла, превращаются в нечто неабсолютное, относительное.
Конфликт всегда связан с неоправданными, для доконфликтного периода, затратами энергии, ресурсов, нанесением вреда партнеру. Но в логике конфронтации и борьбы сам этот вред превращается из "зла" в "добро", в то, что обеспечивает достижение цели в условиях сопротивления этому со стороны партнера.
Нанесение неоправданного и невозместимого вреда признается "добром" лишь в ходе крайней ожесточенной борьбы, когда нет другого пути для "своего" выживания, а предлагаемый партнером путь обусловлен негативным замыслом партнера, являющегося врагом.
Вот почему гегемон, реализующий свои замыслы вне учета интересов других и вопреки интересам других, поступающий потребительски и эгоистически, воспринимается негативно. Он рассматривается как вытесняющий всех из зоны своих интересов, превращая все, имеющее для него значимость, в "свое", а всех покушающихся на то же самое, в том числе и когда ранее оно было его "собственностью", превращает в лишних и ненужных, отстраненных от владения.
При их сопротивлении они переводятся в статус врагов. Рано или поздно гегемон, обладающий активностью, устремленностью к потреблению вне зоны законной доступности, превращается в хищника, в захватчика. При наличии сопротивления захвату, хищник становится порождающим конфликт.
Для устранения конфликта необходимо либо перестать сопротивляться захвату, идти на желаемые партнером уступки, отстраняться от ранее "своих" ресурсов и т.п., либо преобразить конфликтообразующего партнера, его цели, установки, способ построения поведения и т.п., вытесняя его прежние устремления, либо создать угрозу для партнера, соотнесенную с его попытками присвоения, делая бесперспективными попытки присвоения "чужого".
Идея многополярнности становится оформляющей условия недопущения спекулятивно-потребительского доминирования со стороны гегемона, что создает условия и для непорождения конфликтов, отсутствия поводов для конфликтов.
Само предупреждение возможности конфликтов, способствование отсутствию конфликтов по субъективным причинам обусловлено позитивной ценностью бесконфликтного миропорядка, мира в его наполненности сотрудничеством, дружбой, допустимыми формами всех типов самовыражения, творчеством. Необходимо помнить о том, что мир здесь представлен странами, государствами как особыми целостностями.
Следовательно, воспроизводство и развитие стран достигается либо за счет внутренних ресурсов всех типов, что не приводит к проблеме доминирования и полярности, либо за счет допускаемых иными странами, по определенным правилам, привлечения ресурсов "со стороны", что также сохраняет неактуальной проблему доминирования и полярности, либо за счет недопустимых форм привлечения ресурсов, принадлежащих "другим", в замаскированных или явных "захватнических" формах. В последнем случае проблема доминирования и необходимости учета фактора "полярности" порождается непосредственно.
Мы видим, что в миропорядке, где действует общепринятые законы отношения между странами, обладающими самыми разными масштабами возможностей, ресурсов, результатов творческой самореализации, различными устройствами и механизмами самоорганизации, различным творческим и иным потенциалом и т.п., не возникает доминирования и сознательно порождаемых конфликтов, а естественно возникающие конфликты нейтрализуются с участием заинтересованных сторон.
Лишь когда страны имеют негативный потенциал, почву для проявления конфликтного поведения, когда масштабы потенциала создают угрозу возникновения конфликтов и эта возможность имеет тенденцию к актуализации, в том числе за счет благоприятных для актуализации условий общей линии мирового процесса, тогда возникает сама – проблема доминирования и перспектива рассмотрения "полярности".
Остается лишь оценить сравнительные преимущества стран, выделить ту, которая обладает объективно более мощным потенциалом по всем значимым для возможности доминирования критериям, которая обладает негативным потенциалом появления установок, целей, замыслов спекулятивно-потребительского характера.
Сочетание объективной и субъективной, с отрицательной направленностью, потенциалов ведет к возможности охарактеризовать "мощность" доминирования.
Противостоять доминированию может лишь соразмерная сила, либо имеющая подобные устремления и мощность одной страны или сообщества стран, либо имеющая позитивные устремления и достаточную мощность, одной страны или сообщества стран.
Россия позиционируется как страна с положительными устремлениями согласованного и дружески настроенного бытия. Этим фиксируется ценность признанности бытия всех иных стран, готовности к согласованиям и согласованному бытию, учету интересов всех иных стран при сохранности и защищаемости своих интересов, готовности к нейтрализации естественно возникающих конфликтов.
В этих условиях, при реализации ценностей не порождается доминирование, имеющее отрицательную окраску. Положительно направленное доминирование, преобладание, принимаемое иными странами, приобретает форму проявления лидерских качеств, если они имеются у страны.
Более того, Россия не только демонстрирует характер своих намерений и самоопределения, но и побуждает к следованию за ней и вместе с ней вне какого-либо давления, выделяя объяснение и убеждение. Такое поведение было продемонстрировано в ряде интервью Д.А. Медведева и В.В. Путина.
В то же время, учитывая явное демонстрирование противоположного характера, показ доминирования, вывод его в зону конфликта и даже военных столкновений, Россия заявила о готовности противостоять этому с пониманием безальтернативности мирного пути, взаимозависимости в глобальной динамике. Россия совмещает фактор самозащищенности и заботы о своих друзьях с фактором неизбежности сотрудничества со всеми, неизбежности вписанности всех в единое глобальное бытие.
Совмещая эти факторы, Россия демонстрирует деловое спокойствие, терпеливости готовность к восстановлению общепризнанных взаимоотношений.
Тем самым если наличие одного гегемона, не предполагающего соблюдение принципа равной ответственности перед одинаковыми требованиями к самоорганизации в условиях появления конфликтов, является неизбежным и закладывается возможность силового и квазисилового самовыражения, маскируемого или открытого, то идея "многополярности" состоит в стимулировании и создании достаточно равновесных иных гегемонов.
Они могут называться "ведущими мировыми игроками".
Обладая соизмеримой мощью, например, Индия, Китай и др., игроки создают друг другу преграды для неограниченного эгоистического самовыражения. Если они не стремятся к крайним вариантам решения конфликтов, не стремятся к войнам, взаимоуничтожению, то динамика мирного противодействия считается более приемлемой, чем монодоминирование и отсутствие сдерживающих начал.
Однако в этом случае отсутствие больших кризисов и потрясений остается достаточно случайным, зависящим от многих факторов мировой динамики и их субъективных адептов. Миропорядок такого типа непрочен и основным игрокам на мировой арене, менее значимым участникам мирового процесса остается лишь ждать, когда будет "улучшение" или "ухудшение".
Россия видит миропорядок иначе. Она подчеркивает роль обязывающих требований к равной ответственности за поддержание стабильности и подтверждения эгоистическим проявлениям противопоставительного типа, за равную устремленность к разрешению конфликтов, в том числе и на их начальной стадии. Поэтому гегемонизм эгоцентрического типа здесь отрицается в рамках "принципа", а не в рамках удачной динамики взаимодействия партнеров.
Партнеры любой мощности подчиняются общему закону, имеющему в своей структуре моменты гарантий сохранения всех в единых рамках. Выход за рамки устанавливается как общепонимаемое "зло", ведущее к осуждению и применению мер воздействия. Чем больше основных мировых игроков, тем легче обеспечить сохранение действий в общезначимых рамках.
Россия не ограничивается этим и заявляет, что она стремится поддерживать" со всеми" дружеские отношения и степень реализации такого устремления зависит лишь от обстоятельств, от готовности к этому самих партнеров. Поэтому общий принцип воплощается по-разному и выделяются те страны, которые в полной мере готовы и имеют дружеские отношения, в отличие от иных стран, где степень дружественности меньше или даже минимизированы, вплоть до временного отсутствия отношений дружбы.
Тем самым, наряду с оформленными, отчужденными критериями реализации установки на бесконфликтное совместное бытие привносится субъективная установка на комфортность открытость отношений, которые объективно способствуют недопущению конфликтов, их быстрому преодолению, способствует росту доверия и доверительности, самой атмосферы максимального сближения и взаимополезности, перехода от прагматики рационального обмена к взаимопомощи.
Но это означает, что Россия выводит отношения за рамки рационального прагматизма, способствует внесению моментов нравственности применительно к целостности стран.
Сама нравственная основа преодолевает принцип преследования "своих" интересов и выделения интересов, относящихся к "мы", а не к "я".
Вместе с внесением непрагматических интересов, переходом от значимости "частей" самих по себе к значимости объединений, "многих я" возникает предпосылка перехода к значимости "целого" самого по себе, вмещающего все части, определяющего их значимость.
Для части, отдельной страны подготавливается принцип бытия "части целого", а не "части в целом".
Чтобы целое стало совместным с благополучным бытием частей, оно должно не только предполагать наличие блага у частей и способствование этому, но и наличие более высоких принципов и оснований бытия, к реализации которых целое должно приложить усилия, в том числе усилия по возвышению оснований и устремлений у частей.
Эта линия "воспитания", совершенствования частей, стран, их лидеров предопределяет принципиальный уход от конфликтов. Такая линия и соответствует установке на одухотворение мирового сообщества, введения предельных, духовных критериев всех согласовательных и корректирующих воздействий, построения содержания общезначимых нормативных документов.
Специфика вышесказанного состоит в том, что оно соответствует идее глобалистики, глобально упорядоченности, налаженности бытия, мировому порядку бескризисного бытия. В нем наличие разномощных стран не является условием порождения конфликтов и неприемлемых форм поведения.
Нравственные принципы здесь касаются целого и частей, и роль гегемонов становится не эгоцентрической, а служением интересам целого, включающего воспроизводящееся бытие частей. Это уже нравственные гегемоны, использующие свои ресурсы и для воспроизводства и развития своего бытия, и реализации интересов целого, через посредство которого осуществляется способствование бытию иных частей. Внутренняя самоорганизация гегемона соответствует всем необходимостям вне противопоставленности интересов, что и вело к конфликтам.
Суть гегемонии в глобальной динамике становится принципиально иной и на этот путь может выходить только та часть целого, которая поняла свою миссию, знает способ ее реализации и имеет положительный прогноз отсутствия отрицательных явлений из-за своей активности, которая приняла миссию и стала готовой к ее реализации.
Чтобы Россия стала подобным гегемоном, следует ей сначала наладить полноценное бытие во всех сферах, выступить как "здоровое" единое, обладающее положительной мощью всех типов и создать механизм своего глобального самосознавания и самоопределения. При тех потерях, которые она имела в ХХ веке, в том числе после обрушения в конце века в ходе стихийно осуществляемых реформ Россия еще не может стать подобным гегемоном. Но она может использовать позитивный капитал в разных сферах и сохранность оборонной системы для подготовительного этапа "нравственного прагматизма", который и начат после августовских событий на Кавказе.
Реализация таких намерений не может быть успешной без надежной внутренней базы. Поэтому должна быть оформлена внутренняя стратегия "оздоровления" всего механизма общества, страны, государства. Но для построения и следования подобному замыслу нужно сначала выбрать надежный подход. Мы считаем, что единственный подход, гарантирующий будущий успех – "цивилизационный".
Цивилизационный подход предполагает, что в качестве объекта изучения рассматривается "цивилизация". Поэтому цивилизационный анализ включает в себя реконструкцию, проблематизацию, проектирование и выработку норм на будущее, опираясь на использование в качестве мыслительного средства понятия "цивилизация".
В ходе реконструкции и проблематизации выявляется степень и особенности соответствия реального состояния страны, сообщества стран сущности цивилизации, ее базисной "идее".
Содержание этой идеи заключается в гармонизированном согласовании интересов и способов бытия трех источников принятия решений, трех исходных начал любого общества – самобытия "народа", государственного или "целостного" управления и вместилища высших критериев самоорганизации и принятия решений относительно макросистем.
Если народное самобытие имеет своими приоритетами воспроизводство бытия и самовыражение, а высшие критерии – высшую неслучайность во всех проявлениях человека, то управление реагирует на запросы народного бытия, придавая им определенность, ситуационную адекватность.
Однако чтобы действия управленца были вписанными в цивилизационное целое, они должны базироваться на гармонизацию трех типов критериев – служение запросам народного самобытия, воспроизводству и развитию своего бытия и соответствие критериальным системам, в том числе высшим критериям, выражающих законы бытия.
С точки зрения цивилизационного бытия управленческие решения могут быть различного уровня предцивилизационными и различного уровня цивилизационными. Поэтому легко выделить типологию уровней принимаемых решений в контексте осуществления внешней политики.
Самый низкий уровень характерен потребительским и эгоцентрическим отношением к "соседям", а степень эгоцентричности определяется как внутренними потребностями и потенциалом противодействия партнеров, так и уровнем мощности механизмов подавления сопротивления.
Более высокий уровень предполагает согласование с партнерами при появлении конфликтных ситуаций, но характер согласования предопределяется внешними и внутренними условиями бытия каждой страны. Это неотчужденный тип согласования.
В более высоком уровне отношений в согласовательный процесс вводятся критерии, исторически конкретные по содержанию, относительно которых каждая сторона предполагает самокоррекцию при начальном несоответствии критериев и подчинение тому, что предписывает критерий. В этом случае появляется отчужденная форма согласования и равное служение сторон одним и тем же арбитражно значимым критериям.
Международные договора могут быть следствием как неотчужденных, так и отчужденных форм согласования.
Цивилизационный уровень принимаемых решений начинается тогда, когда вводятся критерии предельного уровня. Дифференциальные предельные критерии характерны для культуры, тогда как интегральные предельные критерии принадлежат сфере духовности. Тем самым, если управленец, персонально или в рамках управленческой системы, иерархии и т.п. принимает решение с установкой на высшую неслучайность, хотя и в реальной исторической ситуации, с определенным запросом своего народа, с каким бы сочетанием позитивности или негативности содержание запроса ни было, если управленец считает себя, сферу высших критериев (наука, философия, искусство, религия и др.) и народное бытие партнерами взаимодействия в "едином", то он становится принимающим цивилизационное решение.
При осуществлении международной политики лидер страны, опираясь на интересы своей страны, в какой бы степени они ни были цивилизационно значимыми, должен входить в позицию управления мировым сообществом и позицию выразителей высших критериев, не зависящих от случайностей исторической динамики.
Только соотнеся и гармонизируя интересы всех трех типов, он приобретает свойства цивилизационного участника мирового процесса.
В цивилизационном управлении нет спекулятивной эгоцентричности, упование на преобладание силы и т.п.
В рамках цивилизационного управления "естественными" становятся признание бытия всех партнеров, устремленность на понимание всех, учет интересов всех входящих во взаимодействие, готовность к разрешению конфликтов, устремленность к дружбе, сотрудничеству, помощи в трудных ситуациях и т.п., а также терпеливость в реагировании на "ошибки" и недоразумения.
Уровень цивилизационности зависит от того, насколько версия высших критериев является "предельной". Путь "предельных критериев" начинается с перехода от арбитражного обслуживания дискуссий в любой сфере бытия общества к приданию содержанию критериев неслучайности и высшей неслучайности.
Опыт философских поисков, их логического обеспечения дал возможность ответить на большинство вопросов о предельности исходных оснований и ввести соответствующие содержания "законов бытия".
Этот базис культуры и духовности редко использовался в практике управления, а сами образцы применения нередко служили спекулятивным интересам.
Однако конец ХХ, начало XXI века продемонстрировали, что настала пора приведения управления макросистемами в соответствие с "законами бытия" и на новом уровне общественного развития вернуться к ключевой роли предельных критериев самоорганизации, которая существовала в далекие времена расцвета цивилизации и активных проявлений волхвов и жрецов.
Человечество готово либо окончательно согласиться с несоответствием "законам бытия", подвергнуться самоуничтожению, великим катастрофам, либо очиститься от преклонения низшим устремлениям, в том числе силовому гегемонизму, спекулятивной эгоцентричности и т.п. в гонке за ресурсами для своего выживания в привилегированных зонах Земли.
Для реализации установки на цивилизационное управление необходимо учесть, помимо многих иных, два типа факторов.
К первой группе мы относим саму возможность организованного, неслучайного "опознавания" и использования "законов бытия". Она стала реальной в связи с появлением особой культуры мышления, принятия решений, которая возникла в конце ХХ в. именно в СССР, получив название "мыслетехники" высшего уровня в рамках методологии. Возникли и механизмы принятия решений в коллективных формах, опирающиеся на высшие критерии.
Ко второй группе факторов мы относим сознательное обеспечение защиты цивилизационного процесса, соответствующих механизмов принятия и реализации решений от деструктивного воздействия приверженцев доцивилизационного управления.
Любая система и метасистема самосохраняется лишь при наличии защитных механизмов. Однако чаще всего защитные механизмы были связаны с вещно-целевыми взаимодействиями и только в последнее время защита переместилась и в слой мыслительной и психотехнической практики.
Нужны же механизмы защиты именно цивилизационных систем и метасистем, что предполагает в качестве важнейшего направления исследований и разработок именно такие условия.
В связи с необходимостью принципиального реагирования на агрессивные действия Грузии и ее поддержку со стороны США и ряда стран Запада, а также на продолжающееся втягивание все новых стран в орбиту НАТО, новое "окружение" России современной военной инфраструктурой, Россия стала осуществлять действия по своему позиционированию в мире и введению оснований для новой стратегии безопасности.
Направление движения стратегической мысли, выраженное в выступлениях Д.А. Медведева и В.В. Путина, указывает на важнейший поворот в сторону цивилизационной безопасности. На этом пути Россия может консолидировать все цивилизационно значимые силы и потенциал цивилизационной защиты.
Однако такое движение должно быть обеспечено и ускоренным оздоровлением механизма общества России, ее государственного управления и организацией всего потенциала критериальной системы, культуры и духовности.
Обращенность к "законам бытия" должна быть лидирующей во всех звеньях управления, аналитического сопровождения, высшего консалтинга, экспертизы.
Соответственно этому следует кардинально изменить функционирование и развитие сфер культуры, науки, образования, наладить адекватное высшим критериям межконфессиональное взаимодействие, межэтническое сотрудничество и т.п. это позволит в кратчайшее время изменить содержание и способ бытия всех слоев профессионального корпуса страны, насытив его возрастающей нравственностью, интеллектуальной культурой и духовностью, превратив в наиболее самоопределенную и активную силу обустройства и возвышения страны, ее трансформации в великую цивилизационную державу.
Идея многополярности относится в основном к отстранению эгоистически ориентированного силового и иного гегемонизма США и, частично, Запада в целом. Она опирается на естественное выделение других мировых сил, включая возврат России в качестве одного из ведущих игроков на мировой арене.
Но возрастание роли интеллекта, нравственности, духовности в жизни стран и в международных отношениях. Роли ведущих религий в жизни стран и в реализации управленческой функции, а также процесс интеграции стран, в том числе и покультурно-духовным критериям способствуют возникновению центров несилового влияния.
Содержание "полярности" может быть изменено, но следствия подобного типа влияния легко переходят в форму противодействий и неприемлемости, вовлекая все остальные ресурсы осуществления воздействия на партнеров. В том числе и силовые.
Чтобы не допустить новых форм противостояний, конфликтов, потрясений требуется уже не столько увеличение числа "полюсов", сколько смена ориентиров. Механизмов управления, переход к построению цивилизационного мира с его многообразием цивилизационных "ядер".
Именно в рамках цивилизационного подхода предполагается нахождение единых критериев высшего уровня, арбитражное использование которых обеспечивает преодолеваемость кризисов, их прогнозирование и недопущение.
Россия, устами ее лидеров, заявила о том, что современная система безопасности утеряла эффективность и должна быть заменена иной версией системы.
Предполагается, что существуют сложившиеся страны, и процесс членения и объединения некоторых стран в их самодвижении и в условиях интенсивного воздействия на них странами лидерами – региональными или общепланетарными.
Содержанием безопасности выступает как воспроизводство бытия стран вопреки конфликтным ситуациям и угрозам инициирующих дестабилизацию стран, так и мягкое, не наносящее заметных уронов, переструктурирование в сообществе стран или в отдельных странах.
Система безопасности предстает как особая надстройка над бытием отдельных стран или групп стран, устремленная на анализ, в том числе упреждающий, возникших и могущих возникнуть конфликтов, на выработку мер нейтрализации конфликтов и воплощение этих мер, обладая для таких действий выделенным ресурсом и его усилением за счет дополнительной поддержки со стороны стран, заинтересованных в бесконфликтном мировом порядке.
Россия заинтересована, особенно в начале XXI века и, в частности, по поводу грузинской агрессии, ее прямой и косвенной поддержки со стороны США и некоторых стран Запада, что разрушение СССР и блока объединенных вооруженных сил европейских социалистических стран не увеличивало безопасность, а лишь позволило другому объединению – НАТО не испытывать давление конкурента и расширить свои пределы, создавать условия силового и предсилового давления на Россию с целью нейтрализовать ее как самостоятельную силу, фактор мирового процесса, подготовить ее к ресурсному разделу.
Силовое и политическое перекраивание карты Европы и некоторых регионов мира в свою пользу могло стимулировать ощущение безнаказанности и вседозволенности, обесценивая сам принцип безопасности, который предполагает самоценность бытия стран и их свободное самовыражение на мировой арене в пределах их возможностей и уважения общих требований к обеспечению своей и "чужой" безопасности, следования общепринятым критериям. США, как лидер сообщества, Запада, сформировал механизм, позволяющий ему быть гегемоном на мировой арене и трансформировать мировую динамику как "монополярную".
Хотя в мире появились новые центры сил, в том числе Китай, Индия, Япония и др., но еще не обладающие суммарным для каждого центра потенциалом ведущего игрока на мировом ринге, Россия выступила против "монополярности" как в соотнесении с конкретными событиями, так и в принципе.
На этом фоне объективно возникла проблема более глубокого понимания глобальной динамики, глобального "игрока" и глобального гегемонизма.
Для раскрытия этих "сущностей" требуются соответствующего уровня мыслительные средства и подход. Мы считаем, что требуется введение метасистемного подхода и современный корпус средств методологии, учитывающий результаты философии, логики, но вносящий возможность на новом уровне определенности, строгости вести аналитические расчеты.
Метасистемный подход опирается на онтологию, сущностную картину мира, в которой введено отношение между формным первоначалом, предельно мощным потенциалом формопостроений, с одной стороны, и первоморфологией, как наполнителем форм с возможностью адаптации к "требованиям" форм, с другой стороны.
Это позволяет сохранить основные содержательные положения и Аристотеля, и Платона, и Гегеля, а также многих иных мироконструкций, в том числе и выраженной в "Книге Перемен".
Исходный тезис, который вытекает из заявленной картины мира, заключается в том, что любое "нечто", в том числе человек, группа, сообщество, страна, цивилизация и т.п., должны иметь свое – "место" в формной структуре универсума, содержанием которого выступает платоновская "идея" или "предназначение", "функция", а также свое "наполнение", морфологию, уподобляющуюся месту, имеющую ту или иную степень соответствия.
Для придания стабильности, воспроизводимости "нечто" должно обладать соответствующей учету морфологии конкретизированной формой. Так идея конституции конкретизируется в определенную конституцию с учетом исторических возможностей того, что реально существует в бытии общества. Тем самым, "нечто" например, страна, цивилизация, регион, область и т.п., имеет свою, адаптированную под конкретную форму, морфологию, имеет собственно форму, но имеет и основание формы, свою "идею".
Благодаря последней нечто может иметь притязания на высший уровень развитости, наибольшее соответствие "идее", что и составляет содержание идеала. Сама же "идея" имеет своим основанием "идею идей" или первоформу, в которой содержание еще не раскрыто.
При раскрытии содержания потенциальное конкретизируется и этим актуализируется, сохраняя основание в основанном, поэтому нечто обладает не только формой, не только идеей, но и идеей идей как привязку к первоснованию всего. Следствием такого воззрения является требование к аналитическим процедурам, стремящимся раскрыть актуальное состояние "нечто", помещенного в универсум.
При всей кажущейся самостоятельности "нечто" оно не является свободным и зависит как от других "нечто", так и от единства универсума, которое представлено организующим все первоначалом, но не непосредственно, а через конкретизацию в идею и конкретизацию идеи в форму "нечто".
Отстранение от необходимости анализа идеи как основания формы и от идеи идей как основания идеи является характерным в современной прагматизированной аналитике, реализации эмпирического подхода. Поэтому не осуществляется раскрытие сущностных причин наблюдаемого бытия "нечто" как ближайшего уровня, соответствующего системному анализу (содержательности форм и их действия относительно морфологии), так и более сложного, далекого уровня, соответствующего метасистемному анализу (содержательность идей и идей идей, их действия на бытие форм).
Второй базисный тезис состоит в том, что конкретизация первооснования и более конкретного основания, идеи является типологичной, создающей различающиеся типы. Поэтому появляются несколько типов идей, а затем – типов форм, вместе с ними, и типы нечто, так как предопределяющей в "нечто" выступает форма. Следовательно, необходимо выявление типа "нечто", типа "идеи" и т.п.
Мир типологичен и тем самым разнообразен. Разнообразны культуры, религии, цивилизации, страны, но в пределах типологической целостности. Это легко заметить, если присмотреться к реагированию человека, группы, сообщества, страны и т.п. на одни и те же воздействия. Между реагированием, устройством "нечто", типом устройства, связанным с типологическим акцентом, типом предназначения и т.п. существуют прямые переходы.
И на уровне отдельного человека, и на уровне страны есть различия между следующими типами: "нереагирующий", "реагирующий в-себе" или внутри", реагирующий вовне для иного, но в соответствии с характером внешнего воздействия, "реагирующий вовне для-себя", т.е. с учетом особенностей внутреннего устройства и интересов, "инициирующий внутреннюю активность", инициирующий внешне выраженную активность" и реагирующий "для-в-себе", т.е. меняющий внутренние свойства и их основания.
Важно подчеркнуть, что каждый тип обладает моментами всех типов реагирования, но обладает внутренними условиями для предрасположенности к определенному типу. Если приближаться к реальным образцам, то там типология должна быть уточнена, может быть и неоднократно. Но уточнение касается выделенного типа, что создает разнообразие подтипов.
Естественно, что выделяются типы с минимальной и максимальной активностью или "пассионарностью". Так минимально активным является тип "нереагирующий", а ему противостоит тип "инициирующий внешне выражающую активность" или самовыражающийся.
Можно подчеркнуть различие между самосохраняющимся типом "реагирующего для-себя" и развивающимся или редуцирующимся типом "реагирующего для-в-себе". При всех этих и иных различиях каждый тип обладает своей специфической инерциальностью. Так активно самореализующийся, в том числе в инноватике, будет этим заниматься и вне внешне благоприятных условий и даже при наличии неблагоприятных условий. Но он не будет развиваться, тогда как реагирующий "для-в-себе" станет развиваться и вне обязанности отчитываться перед внешним заказчиком, не внося инновационных вкладов.
Возникает вопрос о внутренних причинах типологических проявлений.
При анализе общества следует учесть, что оно имеет многослойное строение. В каждом слое действуют свои законы и соответствующие характеристики "в-себе" и "для-себя" бытия, свои возможности подчиненного реагирования с обращенностью во вне ("для-иного") и во внутрь ("для-в-себе").
Учитывая сложившийся уровень гуманитарного знания, мы различаем типы уровней развитости бытия: жизнедеятельностный с ведущим влиянием удовлетворения индивидуальных, ситуационных и жизненных потребностей; социодинамический с ведущей ролью согласования тех, кто входит в конфликт, но пытается его преодолеть; социокультурный с ведущей ролью критериев согласования; деятельностный с ведущей ролью реализации требований фиксированных норм преобразования чего-либо; культурный с ведущей ролью введения и следования предельным по общности дифференциальным критериям и духовный – с ведущей ролью усилий по приведению бытия в соответствие с первопричинами всего сущего, их требованиям к самоорганизации.
Все иные типы являются либо комплексными, либо результатами уточнения этих типов. Из этих характеристик типов бытия, располагающихся на лестнице развитости типов бытия, достаточно хорошо рассмотренной Гегелем, но в некоторой степени отраженной еще в "Книге Перемен" можно заметить следующее.
Жизнедеятельность максимально соответствует самовыражению и нечувствительности к внешним условиям, к внешней необходимости, внешним требованиям. На основе жизнедеятельности возникает морфология общества или "первоморфология" общества.
В ходе социализации появляется реагирование на внешние условия, совместное бытие, которое можно назвать "эгоцентричным", т.е. сама среда, другие люди рассматриваются вне их признанности, в качестве предметов потребности. Это ведет к преобладанию или невниманию к интересам другого, к доминированию и насилию, в зависимости от масштабов и качества интересов и значимости того, чем обладает партнер. Но в социодинамике возникает ситуационная признанность, учет интересов другого человека и возможность согласованного удовлетворения потребностей, поправок в оценке других, возникновения симпатий и т.п.
В социализации появляются более сложные отношения, когда включаются в действие критерии и их субъективные выразители, авторитеты. В социокультурных отношениях обе стороны вынуждены принимать авторитеты, понимать и принимать критерии, одинаково значимые и требующие самокоррекции. Поэтому появляется неэгоцентрическое или "реконструктивное" реагирование сначала на критерии, а затем и на самих партнеров.
В таких процессах нарастает реагирование не только в рамках типа "для-себя", но и "для-иного", а затем и "для-в-себе". Возникают процессы надприродного развития и механизмы его обеспечивающие. Критерии, в силу их надперсональности, обеспечивают не только самоорганизацию "задачного" типа, но и "проблемного" типа, инноватику с моментами развития внешних систем и саморазвития. Более того, в социодинамике появляются временные договоренности как "мерцающие" формы в бытии групп, сообществ, то в социокультурном бытии эти формы начинают превращаться в постоянные, стабилизирующие социальную практику.
Наиболее консервативными надиндивидуальными формами, нормами, предстают нормы деятельности, так как из их созидания исключается партнер, становящийся исполнителем. Любые нормативные требования превращаются не только в формы, но и критерии самоорганизации в деятельности.
Авторитетом является руководитель, управленец. Возникают усложняющиеся кооперации в мире деятельности. Мир деятельности стимулирует появление такой самоорганизации, которая имеет дело с категорическими требованиями, к воле, которая сначала обслуживает исполнительство, а затем новаторство и развитие.
В процессе окультуривания происходит переход от критериев прагматической ориентации к использованию и введению критериев надпрагматического характера. Содержание критериев становится все более абстрактным, надситуативным и в случае появления предельных абстракций, установок на их создание, воспроизводство их адекватного использования и совершенствования в рамках идеи "предельности" возникает культурное бытие. Оно может быть акцентированным на интеллект, на чувство, на волю и т.п., специализируя типы культур.
Вместе с культурным бытием субъективные способности должны пройти путь адаптации к содержанию и способам реализации предельных критериев, чему и способствует, что предопределяет искусство, логика, ценности и т.п.
Но вместе с появлением культурных единиц, критериев, моделей их воплощения появляются и формы, нормы иного уровня. Они отдаляются по своему содержанию от исторической случайности и вносят более высокую неслучайность в возникновение, создание норм деятельности, социокультурных взаимодействий. В частности, управление приобретает через соответствующую самоорганизацию культурный характер.
Приобретает неслучайность и типологическое проектирование систем любого уровня, в том числе и макросистем, например, регионов, отраслей, страны, мирового сообщества.. Более того, культура позволяет вводить основания конкретных норм, даже таких, как нормативные рамки конституций. Она же позволяет неслучайно учитывать особенности этнических и этнокультурных качеств населения, а затем и их разнообразий в единой стране.
Если в социокультурных системах преодолевается эгоцентризм и потребительское отношение к людям, то в случае культурной организации этих и деятельностных систем степень, качество неэгоистичности существенно возрастает. Тем самым, в связи с внесением культурных критериев, как интеллектуального, так и чувственного, иного типа, управленец, управленческие иерархии могут оформлять бытие стран с учетом не только формно-нормативных факторов, но и этно-морфологических, жизнедеятельностных и социодинамических, выражаемых в стереотипах, привычках, стандартах самоорганизации и даже в их культурно ориентированных произведениях, например, литературе, сценариях, сказаниях, сказках, былинах, легендах.
Поэтому влияние культуры проявляется и в закреплении того, что стало характерным для жизни страны, жизни народа в стране. В зависимости от генотипа, психотипа населения и страна приобретает свою типологическую акцентировку. Она может предполагать как удержание неразвитого психотипа, например, спекулятивность, потребительство, эгоизм, так и нормосоответствие, законопослушность, а тем более – ориентированность на совершенствование, развитие, стремление к высшей "правде" и "справедливости", даже – "истине".
Культура либо оформляет достигнутое и инерциальное, либо способствует развитию, проблематизируя достигнутое, создавая устремления к ценностям и идеалам, далеким и высоким целям. Управление может не только становиться культурным, но и формировать культурно ориентированную страну.
Чтобы удерживать достигнутое и сохранять культурный уровень управление должно прилагать соответствующие усилия, в том числе путем создания механизмов обеспечения "культурной безопасности", включающую и цензуру.
Духовное бытие переносит акцент с дифференциальной предельности для того или иного типологического акцента на соответствующий механизм человека и общества на интегральную предельность. Она связана с предельными основаниями бытия, законами универсума, первооснованиями с точки зрения как "знания", так и "мотива", мироотношения.
Духовный человек приобретает устремленность на познание законов бытия и соответствования им, на путь к соответствию мировым законам и первопричинам. Он понимает, что часть должна вписаться в целое, найти место в нем. Но для этого необходимо познать "идею идей", "идею", себя и того сообщества, той системы, которой принадлежит человек, найти связь между идеей и конкретными формами, нормами, которым он подчиняется.
Такое масштабное самоопределение, самоположение и самокорректирование не может быть осуществлено без помощи учителей, наставников, самой системы одухотворения. Поэтому приобретается высшая неслучайность в самоорганизации людей, групп, общества в целом. Так как от управленца, "правителя", управленческой иерархии зависит во многом судьба общества, страны, мирового сообщества, то степень одухотворения, надежности и устойчивости полученного уровня духовности влияет и на принимаемые решения, стратегические установки, способы стратегического управления.
Духовная устремленность управленца позволяет ему не только совершенствоваться и развивать свои человеческие и управленческие качества, но и применять способности в совмещении возможностей, интересов всех трех базисных "сил" страны: народа, управления и культуры, в широком понимании, с включением науки, искусства, философии, методологии, религии, иных типов духовности.
В "культуре" управленец видит сосредоточение высших ориентиров и критериев, обеспечивающих высшую из возможных вариантов неслучайности форм, стратегий и т.п. Такой управленец будет активно поддерживать прагматическую неслучайность, все воздействия "культуры" для обеспечения принципиальной неслучайности содержаниям, устремлениям, отношениям, способам организации и самоорганизации.
Тем самым, в зависимости от типа формы страны и ее морфологизации, от типа управления и характера принятия решений, типа базисных ориентиров и установок ведущих руководителей, типа стратегических целей и проектов, типа внутренних качеств самих управленцев и т.п. зависит построение, сопровождение, соучастие, корректирование жизни страны.
Реальный процесс бытия страны и ее траектория изменений могут быть типологически оценены. Само количество типов является неслучайным.
Простейшая типология включает три типа: морфоориентированный; формоориентированный; организованностный, совмещающий признаки крайних типов с отстранением от крайней формности и крайне морфологичности.
Более сложная типология включает семь типов: первоформный, "чистый" вариант конкретизации первоформы, следующий законам бытия; "нечистый" вариант конкретизации первоформы, учитывающий исторически случайные условия бытия морфологии; первоформологический или неадаптивный вариант самовыражения; эгоцентрически морфологический с реагируемостью на внешние условия; реконструктивно-морфологический в рамках реагируемости на внешние условия и целостноорганизационный, совмещающий полноту возможностей первоформы и первоморфологии.
Все типы могут быть размещены в двух линиях изменений: "развивающей", где наименее развитым является "первоморфологический" тип, а наиболее развитым – "первоформный" тип, а вторая предполагает обратный процесс, от наиболее развитого к наименее развитому.
Та или иная страна, ее руководство могут реализовывать один из типов и одну из линий изменений.
Чем более устремлена страна к высшему типу и к прохождению роста развитости, тем более значимым становится ее положительный вклад в мировую историю. Какой бы уровень она не достигла, сама страна будет иметь устройство с соответствующим совмещением всех, трех или семи – "начал", но с выделенной ролью акцента, соответствующего типа.
В противоположном случае, когда страна усиливает отрицательную ориентацию и снижение типового уровня, она обретает все более высокую негативную значимость в мировой истории.
Реальные образцы мировой динамики, изменения в бытии стран, их вклада в единое совмещенное бытие зависят от множества факторов. Но они типологически реконструируемы.
Для того чтобы придавать неслучайность самодвижению страны в мировом процессе требуется знание законов бытия и возвышение мотивов до соответствующего им уровня. Тогда управление, по критериям "Книги Перемен" и гегелевской системы, станет "великим".
В мировом процессе качественные и количественные характеристики стран, их мощности определяют их роль в мировой динамике. После прохождения определенного рубежа страны становятся "основными мировыми игроками", а какая-то из них увеличивает свой уровень притязаний до гегемонизма. Этот гегемонизм может иметь как положительную, так и отрицательную направленность. В зависимости от того, сколько стран могут выйти на уровень гегемона и появляется ситуация либо "монополярности", либо "многополярности". Вхождение в отношения этих гегемонов предопределяют основную массу событий и следствий.
Сами отношения различаются как "соотношения", отсутствие взаимо и моновлияний, значимых для бытия стран, так и "кооперативных", взаимозависимых и взаимоприемлемых, договоренных отношений. Им противостоят "противоотношения", в том числе, конфликтные и агрессивные. Особым типом является "квазикооперативные" отношения, когда создается иллюзия направленности при нейтральном или негативном внутреннем отношении к партнеру. Сами кооперации являются либо равностатусными, либо нейтрально-иерархичными, либо иерархично-доминирующими.
Руководители стран, а затем и сами страны, вовлекающиеся и принимающие стратегии руководителей, имеют выбор между прагматическим, позитивно или негативно направленным, подходом к управлению и отношениям к иным странам, либо культур и даже духовно ориентированным подходом.
При акценте на полноценное, признанное вовлечение культурного или духовного блока в целостности страны и согласованное с народом, в рамках механизмов демократии и др. сопряжение в принятии решений возникает цивилизационное управление.
Высший тип цивилизационного управления определяется максимальным окультуриванием и одухотворением как народа, так и управления, что и обеспечивает максимальную неслучайность и эффективность в исторической динамике. Преобладание духовных ориентиров и критериев в триедином и гармонизированном взаимодействии "начал" определяют цивилизационный идеал.
Иначе говоря, "многополярность" может быть и на уровне прагматически ориентированного управления и организации жизни стран и их взаимодействия, в том числе по критерию силового преобладания, и на уровне надпрагматически ориентированного, цивилизационного управления, снимающего проблему "национального" и "наднационального" эгоизма.
В одном случае гегемонизм несет отрицательную линию воздействий, а в другом случае сам гегемонизм становится позитивным, превращается в положительное лидерство, способное к взаимопомощи, согласованию, жертвенности и т.п.
Глобальное управление становится безусловно положительным лишь при реализации цивилизационного подхода. Россия сделала явные шаги в сторону нравственно самоопределенного межгосударственного самоположения в мире и этим определила направленность в сторону цивилизационных отношений, по критериям цивилизационного бытия и управления. Остается этот импульс сделать максимально осознанным и систематичным, становясь лидером мирового цивилизационного самоочищения планеты.
Анисимов О.С.
Источник: Анисимов О.С. Методология: опыт оформления и трансляции