"Тектология" А.А. Богданова и современная методология

Форма материала: 
Разделы по содержанию: 
Кому предназначен материал: 
Автор материала: 
Анисимов О.С.

1. Сущность поставленной А.А. Богдановым задачи

Для организации реконструктивной работы на материале А.А. Богданова, остановимся сначала на содержании термина «организация». При этом мы будем использовать систему различений в нашем варианте языка теории деятельности – ЯТД. Организация может быть рассмотрена как процесс и результат, а также как продукт, если «организация» выступает как деятельность, как процесс деятельности. В «естественном» измерении, наиболее удобном в начале анализа, процесс организации означает появление организованности на базе ранее «неорганизованной» морфологии

(см. сх. 1):

Схема 1

Однако для возникновения этого эффекта – возникновения организованности или, в общем виде, «нечто», из морфологии, в морфологию должна быть внесена форма и требуется объяснение того, откуда и как эта форма появилась и может появиться. Но если есть натуральное или социокультурное, деятельностное, мыслительное и т.п. объяснение данного эффекта, то лишь тогда можно вводить оппозиции «морфология – организованность» и «морфология – форма» (см. сх. 2):

Схема 2

Для Аристотеля существовала оппозиция «материя – форма», а для Гегеля «материя – дух». Подобных фиксаций существует много. В теории деятельности существует оппозиция «норма – реализация нормы», «материал – продукт» и т.п., а в теории мышления существуют оппозиции «содержание – форма» процесса мышления, «содержание – форма» знания и т.п.

В зависимости от того, как онтологически вводится то, из «чего» возникает форма организованности, различаются «материалистическая» и «идеалистическая» версии устройства мира. В одном случае говорится о самоорганизации материи, а в другом случае – о божественной или иной духовной организации всего существующего. Само появление морфологии, во втором случае, часто принимается как уход духа в своё «инобытие» (Гегель). В мире деятельности организованность рассматривается как результат внесения функциональной формы, содержание которой порождается в рефлексии образца опыта (см. сх. 3):

Схема 3

В 1923г. А.А. Богданов так поставил перед собой задачу в её общей форме.

«Весь опыт науки убеждает нас, что возможность и вероятность решения задач возрастают при их постановке в обобщенной форме… Несравненно более общая задача… была решена…, а вместе с тем дан был метод и для этой частной, она стала принципиально разрешимой… И решив эту, получил возможность справиться не только с той, которая была задана, но и с бесчисленными другими подобного типа… Всё это вполне естественно. Обобщение в то же время есть упрощение. Задача сводится к минимальному числу наиболее повторяющихся элементов; из неё выделяются и отбрасываются многочисленные осложняющие моменты; понятно, что решение этим облегчается; а раз оно получено в такой форме, переход к более частной задаче совершается путём обратного включения устранённых конкретных данных. Так мы приходим к вопросу об универсально-обобщённой постановке задач. Это и есть наша постановка» /1989, т.1, с. 46-47/.

Мы видим, что А.А. Богданов обращается к такому подходу в решении поставленных задач и проблем, в котором предполагается переход от конкретной постановки задачи к постановке задачи «в общей форме» как промежуточному этапу, облегчающему решение поставленной задачи (проблемы), вводящему саму возможность решения. Но этот переход одновременно порождает необходимость служебного процесса решения обобщенной задачи, который, после его фиксации, приобретает функцию «метода» при использовании в решении исходной, конкретной задачи. Кроме того, метод позволяет переходить к решению множества задач конкретного уровня. Тем самым, А.А. Богданов намечает обобщённую рамку переходов, характерную для избранного подхода (см. сх. 4):

 

Схема 4

Естественно, что обращение к методу или к абстрактной форме (А-форме) решения конкретных задач (К-задач) сопряжено с ясностью того, как идёт решение задачи, что получается на различных фазах и в завершении процесса. Так как это представление дано в общем виде, то при применении к решению К-задач оно реализует функции ориентировки и формы процесса. Однако для получения результата требуется перейти от абстрактного уровня представления к конкретному уровню и учесть множество конкретных «деталей» (см. сх. 5):

 

Схема 5

Но тогда важнейшим разъясняющим моментом выступает понимание того, как происходит обобщение в постановке задачи и как протекает решение задачи в обобщённой, А-форме. Тем более, что нахождение решения задачи, поставленной в А-форме делает К-задачу «принципиально разрешимой».

А.А. Богданов характеризует обобщение как минимизацию «наиболее повторяемых элементов», как отбрасывание «осложняющих моментов», а конкретизацию и переход к решению К-задачи – как вторичное включение «устранённых данных». Но этот вариант обобщения является тем, что часто носит название «эмпирической схематизации», в которой морфология исходных данных лишь «упрощается», но остаётся той же, в отличие от «теоретической схематизации», в которой меняется морфология «данных», заменяются конструктивно вводимыми элементами абстрактной содержательности (см. сх. 6):

 

Схема 6

Мы видим, что два типа схематизации обобщающего типа существенно различны. В первом случае оно сводится к упрощению, выделению «наиболее значимого», а во втором случае – к поиску абстрактных замещений, в том числе и упрощенного аналога К-представления. А.А. Богданов подчёркивает первый вариант обобщения, но направленность его не противостоит второму варианту. И это является более значимым в его мысли.

Тем более, что его притязания охватывают не только познавательные, но и практические задачи.

«Наша постановка… должна охватывать все реальные и возможные задачи – и познавательные, и практические. Здесь лежит различие со всеми прежними точками зрения… Философия стремилась к универсальному объяснению существующего, стремилась к универсальному руководству жизнью. Это были задачи всеобщего масштаба, но в них не заключалось идеи всеобобщающего метода, относящегося к этим, и ко всяким частным задачам… Тут всегда предполагалось, что теория и практика по методу принципиально различны и с этой стороны сведение к единству не допускают. Впрочем, в диалектике Гегеля можно, пожалуй, видеть неясно выраженную тенденцию такого сведения… Но, конечно, ни Гегель, ни гегельянцы не видели в диалектике способа решения непосредственных жизненно практических задач… Даже материалистическая диалектика… остаётся на той же позиции, по существу объяснительной… Однако и здесь диалектика объективного развития не играет роли подобной, например, математике, роли орудия для планомерного исследования и решения задач; в лучшем случае, достигнув решения обычными, частными методами, его затем подводят под диалектическую схему» /1989, т.1, с. 47/.

Здесь А.А. Богданов вводит проблематизацию. Установка на форму решения «любых» задач и универсальную форму из решения фактически является исходной для методологии, является необходимой предпосылкой. Поэтому строгая фиксация этой установки может быть осмыслена как историческая и функциональная «точка» отсчёта той методологии, которая развернулась с конца 50-х и начала 60-х гг. ХХ века как «Московский Методологический Кружок», ММК. Можно считать А.А. Богданова «первым методологом ММК» (см. Анисимов О.С. 1996: об истории ММК). Объединительный характер установки А.А. Богданова опирался на огромную историю философии, культуры, духовной теории и практики, включающую и стремление к сущности, истине, и к построению истинно значимого реального поведения, соединению «теоретического» и «практического» разума. В силу принципиальной противоположности вневременного истинного знания и исторической, ситуационной обусловленности поведения, два типа практик – познавательная и целедостижение – расходились, и их рефлексия конкурировала в эгоцентрической полемике. Подобные дискуссии происходили и в древности, происходят и в наше время. Но ориентирующиеся на универсумальность бытия и самоопределение в бытии в различных формах пытались объединить две ориентации. Достаточно упомнить усилия Сократа и Платона, в определённой степени Аристотели и т.д. Вся духовная практика и методика стремились сформировать механизмы такой самоорганизации людей, чтобы они становились соответствующими высшим ценностям и высшей истине в своём бытии, становились «приближаемыми к божественности своей душевной и духовной сущности». Учёт универсумального объёма ориентации и сущностного миропонимания в решении «частных задач» сохранял в себе указываемое и учитываемое А.А. Богдановым противоречие и, поэтому, был необыкновенно сложен в реальной практике поведения. Он был доступен тем, кто посвящал себя духовному восхождению. Но такое бытие оставалось и остаётся доступным немногим и не мог решить поставленную проблему в принципе: как решать конкретные задачи во всеобщей форме организации процесса её решения.

Именно Гегель, создав онтологическую панораму развития духа и включив в неё этапы, характерные для решения самых различных типов «задач», вплоть до познания истины, показал саму возможность увидеть объединённо и по одному основанию все способы бытия. Поэтому в его системе противостояние теоретического и практического разума было преодолено. Но это преодоление носит характер теоретического воззрения, тогда как А.А. Богданов устремлён на его преодоление в самоорганизации человека, решающего частные задачи.

Однако исходным основанием объединительного подхода Гегель рассмотрел специфику бытия самосознания, рефлексии, духа как такового, проявляющегося в рефлексии, мышлении, воле, самосознании и т.п. В ходе прогрессирующего движения методологов ММК удалось вновь обратиться к источнику и механизму самоорганизации, к развитию этого механизма – рефлексии и рефлексивной самоорганизации. В нём был опознан потенциал перехода от изменения к развитию. Уже у Гегеля рефлексия была имеющей обе ориентации – познание и «воля», ведущая к принятию решения и реализации решений. Эволюция рефлексии была связана с внесением в неё факторов социокультурной среды, что показано в «Философии духа» и др. близкому к этому сочинениях (см. Анисимов О.С., 2000). А.А. Богданов не продемонстрировал историко-культурного обзора и реконструкции идей и версий данного направления. Но он, учитывая опыт послегегелевского развития философской мысли, уделяющей внимание как раз практицизму бытия, поставил проблему важнейшую и вводящую в собственно методологическое пространство. Он устремился к «всеобобщающему методу» для решения частных задач, не находя его и в материалистической диалектике марксистов. Ему нужен метод как «орудие планомерного анализа и решения задач». И А.А. Богданов осознаёт всю тяжесть поставленной проблемы, пытаясь найти исходную точку опоры.

«Но возможна ли действительно универсальная постановка задач?.. Углублённое исследование обнаруживает, что в понятии «задачи» скрыто гораздо больше, чем принимается обыденным мышлением. Всякая задача может и должна рассматриваться как организационная… Она слагается из определённой суммы элементов, её «данных», сама же её постановка зависит от того, что наличная комбинация этих элементов не удовлетворяет то лицо или коллектив, который выступает как действенный субъект в этом случае. «Решение» сводится к новому сочетанию элементов, которое «соответствует потребности» решающего, его «целям», принимается им как «целесообразное». Понятие же «соответствие», «целесообразность» всецело организационные; а это значит выражающие некоторые повышенные, усовершенствованные отношения, подобные тем, какие характеризуют организмы и организации, соотношение «более организационное», с точки зрения субъекта, чем то, какое имелось раньше» /1989, т.1, с. 47-48/.

В этом понимании задачи совмещены мыслительный и собственно действенный планы рассмотрения. В мыслительном плане задача включает в себя некоторое фиксированное множество данных, отражающих имеющееся, с точки зрения ставящего задачу, положение дел. Но именно оно и не удовлетворяет лицо, ставящее задачу, так как оно не соответствует его потребности, в том числе и выраженной в цели. Если потребность выступает внешним основанием приходимости к задаче, то цель становится внутренним основанием, так как она сохраняет напряжение потребности и её содержание, но отрывается от динамики потребностного состояния, отчуждается от неё и, усилием ставящего цель, становится устойчивым источником активности, её организатором, поглощающим данные, превращающим их в переменные, модифицируемые по содержанию. Но цель, в отличие от потребности, может становиться лишь в рефлексии. Её постановка означает переход от реконструкции прошлого к конструированию будущего. Если конструирование идёт от желания, то рефлексия становится искривлённой, нереальной, создающей ошибки. Если же она ограничивается лишь познанием, то нового мы не получаем, и потребность не удовлетворяется. Следовательно, полноценная рефлексия или включённая в реальное бытие субъекта и его окружения «полезная» рефлексия совмещает познание и нормирование, прошлое и будущее в требовательной модальности. Она включает в себя целеполагание от двух оснований – имеющегося и желаемого. Мыслительно решающий задачу проходит путь от имеющегося к желаемому, но возможному (см. сх. 7):

 

Схема 7

Тем самым, возникновение «нового желания», потребности (3) воздействует на процесс осуществления действия (1), принуждая, за счёт обесценивания прошлого направления процесса, прекратить действие (2), обратиться к смене содержания потребности (3), войти в процесс рефлексии (4), вырабатывая иное направление движения через этапы познания (5), выявления конкретного основания коррекции цели и нормы в целом (6), применяя эти основания в целеполагании и нормировании (7), а затем возвращая к действию (8) и осуществляя его в новом направлении (9). Мыслительная сторона в решении и постановке задачи состоит в рефлексии, особенно в звеньях «критики» (6) и «нормирования» (7). Задача является решённой, если разработана новая норма действия.

В действенном плане решение задачи состоит в реализации требований новой нормы, сопровождающей рефлексии, устанавливающей наличие соответствия изменённого и желаемого, соответствие полученного результата нормативному представлению о нём.

А.А. Богданов акцентирует внимание на «перестановке» данных, их иной сочетаемости, комбинируемости в рамках новой цели, осуществляемых сначала в мысли, а затем и в реальности. Эти изменения – осознаваемые, подчиняемые тому, что фиксируется как требуемое и «правильное» на определённый момент. Поэтому при фиксированности содержания цели, как «совершенного» самого по себе, перестановки приобретают значимость как ведущие к более совершенному, а потому и более организованному.

Иначе говоря, здесь вводится оппозиция «неорганизованное – организованное» наряду с оппозицией «процесс изменения – критерий процесса изменения» (см. сх. 8):

 

Схема 8

«Организационное действие» осуществляется субъектом, использующим цель в качестве критерия правильности процесса и результата. Это по сути преобразовательное действие, осуществляемое осознанно и в том частном варианте, который сводится к «перекомбинированию под готовую форму».

Преобразовательная установка и механизм, обеспечивающий приведение к соответствию фиксированной цели позволяют давать образ процесса. «Налицо должны быть необходимые человеческие, технические, идеологические элементы, и дело сводится к последовательным их комбинированиям, пока не получится новое организованное целое… избирательные сочетания элементов, данных в наблюдении действительности, в прежней оформляющей работе мысли, в живых образах воспоминаний и фантазии, в эмоциональных колебаниях творческой души… и результат – опять организованность, которая обозначается как «стройность», «истина», «эстетическая гармония» и прочее» /1989, т.1, с. 48-49/. В гораздо более замаскированном виде представлена обоснованность этих преобразований, та система значимостей, которая может свести эти преобразования к процессам совершенствования.

А.А. Богданов осознаёт, что может быть и стихийная, и нестихийная, социокультурно предопределяемая форма организационных трансформаций. «Конечно, всеобъемлющий опыт и гениальность на практике заменяются традицией и шаблоном. Но спокойные… когда жизнь… повторяет не только типы, но и конкретные формы насущных текущих задач. А в эпохи переходные… дело обстоит совсем иначе… Задачи невиданные и трудные, без прецедента… Вопрос жизни и смерти, требующий организационного решения… Выход – в единой организации вещей, людей и идей… Эта одна задача включает и заключает неизмеримое множество частичных задач… Эта разнотипность задач при нынешнем состоянии организационного опыта и знаний означает специализированно-различные подходы к ним. Здесь главная и огромная трудность… Казалось бы, члены коллектива, специализируясь на отдельных задачах… могут справляться с ними; но решения в целом и этим путём ещё не получается. Дело в том, что сама специализация тогда подрывает однородность коллектива, порождает разрозненность, взаимное непонимание, а затем и противоречия… Отсюда очевидна необходимость выработки универсально-общих организационных методов… Вопрос, конечно, в том, насколько это возможно и уже теперь осуществимо. Моя работа даёт не только положительный ответ, но и начало самого осуществления» /1989, т.1, с. 4-51/.

Иначе говоря, организационная функция может быть реализована стихийно, за счёт вовлечения индивидуальных возможностей, таланта и т.п., а может происходить и обобщение опыта, учёт опыта многих, возникновение стереотипных процедур и этим «оискусствление» процедур (см. сх. 9):

 

Схема 9

Кроме того, А.А. Богданов различает ситуации, способствующие унификации организационных решений («спокойные», функционарные), и способствующие уникализации, нетипичности этих решений, включающие как особый источник решений процедуру проблематизации прежних решений (см. сх. 10):


 

Схема 10

А.А. Богданов подчёркивает три разнородных слоя факторов, учёт и взаимозависимость между которыми обеспечивает решение организационных задач: вещный мир, мир людей и мир идей, что соответствует трём типам бытия – природному, социальному и культурному. Так как решение задач осуществляется осознанно, то предполагается привлечение трёх типов знаний и трёх типов акцентов в проблематизации и депроблематизации (см. сх. 11):

 

Схема 11

Вместе с этим возникает и дифференцировки единой задачи, превращение её в «сумму» многих «частных» задач, могущих приобретать частные формы решения, частные подходы к решению, вызывать дифференциацию субъектного обеспечения, разделённость участников, адаптированных к типу подхода, форм решения типа задач (см. сх. 12):

 

Схема 12

Тем самым, А.А. Богданов подводит к необходимости создания универсально общих организационных методов, способных преодолеть разъединённость, несовместимость различенных и персонифицированных многообразий процессов решение задач и усилий в соорганизации. Сам путь видится в универсализации, обобщении методов. «Исходным пунктом является прогрессивная универсализация методов, которая развивалась… начиная с распространения машинного производства… Превращение энергии дало всеобщую методологическую точку зрения физико-химических наук; а затем «энергетический метод» распространяется на другие науки… Теоретическая универсализация методов отражает и продолжает практическую… Принцип «отбора» приобретает шаг за шагом столь же универсальный характер… Прокладывает себе дорогу мысль об единстве механизмов в самых разнородных группах явлений… Универсальность механизма «равновесия» предполагалась уже давно… И такая же универсализирующая тенденция скрывается под принципом относительности Эйнштейна… Все такие монистические моменты современного развития методов требуют в свою очередь сведения к единству точки зрения, которая бы их охватывала и обобщала в стройном согласовании. Эту роль может выполнить только организационная точка зрения… Её зародыши скрыты в частично-организаторских прикладных науках, развивающихся за последние десятилетия… Есть указания и на переход к более широкому – теоретическому оформлению этой точки зрения» /1989, т.1, с. 51-52/.

Тем самым, опыт развития промышленности и различных наук выявил обобщённые ориентиры, переводимые в плоскость метода исследования или практического действия. Однако если учесть опыт философии, то можно заметить переход ко всеобщим мировоззренческим схемам, становящимся источниками всеобщих нормативных требований в различных областях деятельности людей и отношений между ними. А.А. Богданов лишь подчёркивает рост стремления к универсализации со стороны не только познания, но и «практической» деятельности, связанной, в частности, с развитием промышленности. Ещё К. Маркс показал в «Капитале» естественно-исторический процесс роста промышленности, производства средств производства, кооперирования деятельности, ведущих к соответствующему усложнению управленческих систем, вплоть до управления и организации всего совокупного производства и общества в целом. В таких условиях тенденция к универсализации методов становится естественно-исторической. Иначе говоря, обобщение, универсализация знаний и универсализация методов в подходе А.А. Богданова совмещаются друг с другом, обеспечивая множество частных организационных усилий и придавая им «единость источника», совмещая их в едином пространстве (см. сх. 13):

 

Схема 13

Предельное обобщение, абстрагирование знаний в познании вносится в пространство решения абстрактных задач через посредство абстрактной проблематизации и депроблематизации, а из этого подпространства «решения» размещается в подпространства решения частных задач.

Читать далее =>

 ЛИТЕРАТУРА

  1. Анисимов О.С. Основы методологии. Т.1-2. М., 1994.
  2. Анисимов О.С. Акмеология мышления. М., 1997.
  3. Анисимов О.С. Гегель: мышление и развитие. М., 2000.
  4. Анисимов О.С. Метод работы с текстами и интеллектуальное развитие. М., 2001.
  5. Анисимов О.С. Язык теории деятельности: становление. М., 2001.
  6. Анисимов О.С. Онтологии в рефлексивном пространстве. М., 2002.
  7. Анисимов О.С. Маркс: экономическая онтология, метод мир деятельности. М., 2002.
  8. Богданов А.А. Тектология как организационная наука. Т.1-2. М., 1989.
  9. Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М., 1995.

д. пс. н. Анисимов О.С.

Источиник:  Анисимов О.С.Организационные онтологии и анализ систем деятельности
(А.А. Богданов и современная методология). - М., 2002. Фрагмент