Системный подход был одним из наиболее интересных явлений в аналитической мысли. Если выразить общую идею, с которой были бы согласны и аналитики ХХ века и их предшественники многих веков раньше, то она состоит в утверждении о том, что «целое имеет большую содержательность, чем содержательность частей». Сколько бы не вносили различных деталей в такую формулу, она остается основанием абсолютного числа, характеризующих «системы». Однако при более тонких рассмотрениях выявляется необходимость различить «структуры» и «системы». Их нетождественность ведет к более глубокому взгляду на системы и к более глубоким и эффективным аналитическим технологиям.
Для того чтобы перейти к более глубокому взгляду на системы, очень полезно присмотреться к «тектологии» А.А.Богданова (1989). Мысли А.А.Богданова не утеряли значимость и часто более содержательны, чем у основных представителей «системно-структурного подхода». Мы используем их для постановки ряда ключевых проблем системной аналитики[1].
А.А.Богданов ставит задачу обобщенно с выделением минимального числа наиболее повторяющихся элементов и отбрасыванием осложняющих моментов, оставляя их на этап возврата к частным задачам[2]. Ему важно иметь «всеобобщающий метод»[3].
Его интересует организационный аспект, обладающий всеобщностью, присущий оформляющей мысли. А.А.Богданова интересует единая организация вещей, людей, идей, организационная точка зрения[4]. Он утверждал, что любая человеческая деятельность является или организующей, или дезорганизующей.
«Организовать», это значит сгруппировать людей для какой-либо цели, координировать, регулировать их действия в духе единства, привести всех к планомерно функционирующей системе[5].
И так, мы видим, что имеющееся совмещается под достижение поставленной цели и совмещенность поддерживается до достижения цели.
В наличии предполагается совмещающий, поставивший цель, строящий совместное бытие, поддерживающий совмещенность, прекращающий совмещение.
Именно созидание совмещения различного, регулирование совмещенности ведет к тому результату, который был содержанием цели.
Однако здесь следует различить:
Сам созидающий структуру подчинен содержанию «формы» этой структуры и заставляет элементы быть взаимозависимыми по требованиям формы, заставляет - себя подчиниться требованиям формы.
В природе нет субъективного начала подведения имеющегося под форму. Однако у воспроизводящихся атомов есть то, что позволяет сохраняться атому при смене экземпляров частей атома. Так же существует воспроизводящаяся клетка, организм и т.п.
Если человек обладает способностью подведения имеющегося - под форму, им же и созидаемую, а подведение под форму называется «организацией», то что-то и в природе воспроизводит бытие какого-либо нечто путем подведения элементов под форму структуры и устранения тех элементов, которые под форму неподводимы.
Предполагая такую природную «силу», можно все те «нечто», которые воспроизводятся в своем бытии, называть «организованностями», так же как и созданные по воле людей.
В свое время Аристотель утверждал, что любое нечто имеет «форму» и «материю», а форма активно совмещает элементы материи, преодолевая самостоятельность бытия элементов (1976). Поэтому можно называть все эти «нечто» не структурами, а системами.
Различив «структуры», с их неустойчивостью из-за внутренних источников совмещенного бытия, и «системы», опирающиеся на внешние источники совмещенного бытия, прежде всего – «формы» для структуры, можем продолжить слежение за мыслью А.А.Богданова.
Если, обсуждая организационный характер любой человеческой деятельности и утверждая, что у нее нет иных задач, кроме организационных, А.А.Богданов следует исходному основанию, явному субъективному обеспечению активного совмещения ранее автономных «частей», то при обсуждении организующей потенции природы происходит смена оснований.
Он утверждает, что природа сама «великий первый организатор», и человек суть ее организационное произведение и «ученик природы»[6]. Говорится о связности и утере связности.
А.А.Богданов говорит, что есть глубокое отличие между слепым действием сил природы и планомерными усилиями людей, хотя люди и подражают природе в приемах организационной деятельности, подражая естественным формам[7].
И в то же время делается вывод о принципиальной однородности организационных функций человека и природы, опираясь на сам феномен подражания[8].
Подчеркивается, что теории, поэтические произведения, правовые нормы и т.п. имеют свою расчлененную совокупность частей, выполняющих различные функции, взаимодополняя друг друга, а принцип организации тот же, что и для организма[9].
Очевидно, что человек, прошедший процесс самореализации, окультуривания, приобретший способности к полаганию целей, в отличии от самовыражения под давлением потребностных состояний, способности к проектированию состояний объектов и к преобразованию объектов и групп, отдельных людей в рамках проектов, целей, способов преобразования - резко отличается от животных. Если животные осуществляют жизнедеятельность, самопроявляются под влиянием потребностной динамики и инстинктивных стереотипов, то они не могут самокорректироваться в рамках фиксированных целей и задач, не могут идти вопреки естественной динамики самовыражения.
Человек же может и подготовить цель, задачи, и подчиняться их содержанию - вопреки естественной динамике. Хотя человек и совмещает природные и надприродные «схемы поведения», он сам включенный в целый ряд типов бытия одновременно[10].
Если человек уподобляется внешним образцам, замеченным в природе или в социокультурной динамике, в деятельности, в культуре и т.п., то уподобление включено либо в естественную динамику жизнедеятельности, либо в надприродные типы самоорганизации.
В природных формах он может лишь воздействовать на что-либо и, в частности, порождать в них структурирующий эффект, а в надприродных типах влияния на внешнее и на себя самого - он уже способен созидать системы. Поэтому нельзя говорить о созданиях организованностей в структурировании, в естественной динамике человека.
Ситуационное, непредсказуемое структурирование или деструктурирование имеет другую «природу», чем надситуационное, предсказуемое порождение систем.
При констатации подобия и «принципиальной однородности» функций человека и природы упускается из вида различие между «естественным» и «искусственным»[11].
«Искусственное» характерно наличием замысла, подчинения естественной динамики замыслу и самой возможности менять замысел.
В природе, в мире «естественности» нет персонифицированных замыслов и их изменяемости. Если и есть замысел, то «божественный», универсумальный, актуализированный в ходе «построения», «создания» мира.
Другое дело, что в этом «замысле» предполагается динамика, ведущая к допустимым модификациям объектов. Но каковы законы этой динамики – следует еще их ввести в онтологических версиях.
Если человек обладает созидательным потенциалом как часть универсума, то в природе созидательным потенциалом обладает лишь первооснова универсума, а остальные изменения суть следствия этих первооснований. Человек является частью универсумального замысла, в котором внесена способность части, - человека, уподобляться целому, универсуму, точнее – порождающему основанию.
Следует отметить, что А.А.Богданов, говоря о теориях, нормах и т.п., подчеркивает «расчлененную совокупность частей» и выполнение ими различенных функций, считая, что реализуется тот же принцип, что и при организации в организме.
Однако мы видим сначала процесс структурирования, связывания частей.
Если же говорить о функции частей в целостности, структуре, то преждевременно использовать термин «функция». Его содержание можно свести к конкретной характеристике зависимости и не отличать от естественной динамики, что характерно для структирования.
При переходе к созданию системы связи уже выражаются в содержании формы и требований формы, что не совпадает с рассмотрением структуры.
Формы вносят момент фиксированности, внеситуативности в бытие структур, что и приводит к бытию систем.
Здесь и необходимо существенное углубление анализа.
Когда говорится о функции чего-либо, то не имеют в виду конкретные «обязательства» части перед другими частями и целостностью, наподобие конкретной части единой задачи, поставленной перед коллективом, перед кооперантами в системах деятельности.
Говоря о функции, мы раскрываем и «предназначенность» части в единости целого, предполагая, что и целое может иметь предназначение, а не только включенность в решение меняющихся задач. Функциональное содержание принципиально абстрактно и вводится как основание любых модификаций формных требований типа нечто[12].
В отличие от форм Аристотеля Платон ввел учение об «идеях», вечных, неизменных, которым реально существующее уподобляется[13]. Именно «идеи» и суть функциональные места для будущих организованностей. Но для этого нужна еще морфология наполнения места, способная подчиниться, уподобиться требованиям функционального места. Мера уподобления может быть разная, и - этим предопределяется появление форм Аристотеля.
Именно универсум, обладая основанием своих дифференцировок – «идеей идей» Платона, создает в формообразовании функциональную структуру бытия универсума, а затем и морфологизирует ее, порождая организованность универсума.
Кроме того, между функциональной формой, организованностной формой и организованностной морфологией существуют динамические отношения, которые в древних онтологиях трактовали как отношения «Неба» и «Земли» и т.п.
Важно подчеркнуть, что любая организованность, «нечто», имеет как характеристики функционального, так и характеристики формного типов, а также характеристик морфологические и формно-морфологические.
«Нечто» как система состоит из представительства исходных начал – «функции» и «морфологии», которые конкретизируются в их совмещении, в порождении «организованности». Можно говорить о структурированной морфологии при совмещении с формой, но в рамках системы.
А.А.Богданов создавая свою «тектологию» был устремлен к систематизации организационного опыта человечества, опыта «строительства»[14]. В связи с этим он выделил идею цели, считая, что и организм, и организация имеют свою «цель», в соответствии с которой они и построены.
Чтобы устранить трудности в трактовке целеполагания, целепредставления применительно и к природе, он говорит о наличии «объективной целесообразности» как результате борьбы организационных форм и естественного отбора[15]. Более того, целесообразность он сводит до статуса метафоры, стараясь нейтрализовать характеристику организованности.
Привлекается термин «активность» частей и обсуждается сложение и вычитание активностей, сопротивление, преодолеваемое ими в сотрудничестве. Высокая организованность опирается на стройность соединения активностей и минимизацию противоречий[16]. Тем самым, части целого, обладая своей относительной самостоятельностью, проявляют активность и реагируют на активность иных частей, поддерживая или тормозя активность иных частей. Говорится об обратимости категорий «активность» и «сопротивление»[17].
Мы видим, что обсуждается процесс структурирования, в котором ограничивается самостоятельность ранее отдельных объектных единиц.
Осуществляется переход от самостоятельного воспроизводимого бытия с «эгоцентрическим» реагированием на любые внешние условия, вне учета особенностей иных объектных единиц, - к коррекции бытия, проявлений в зависимости от учета особенностей иных единиц.
Коррекции носят вынужденный характер, в связи с воздействиями извне. Сопротивление воздействиям определяется устроенностью и своеобразием каждого сопротивляющегося «нечто».
А.А.Богданов уделяет внимание «активности». Но она определяется характером самопроявления объектной единицы, цикликой воспроизводимого бытия, устроенностью единицы.
Объектная основа активности не раскрывается достаточно полно, так как она предполагает не структурный, а системный взгляд на «нечто».
А.А.Богданов связывает здесь и противоречия - с внешними взаимоотношениями между объектными единицами, взаимно препятствующими самовыражениям каждой единицы. Внутренние противоречия остаются нераскрытыми.
Он отождествляет «активность» и «энергию», используя в качестве исходного материала для введения характеристик «активности вообще» активность человека, рассматривая активность животных по подобию активности людей[18]. Активные усилия человека ограничиваются сопротивлением тех объектов, на которые направлены усилия, и усилия по преодолению сопротивления трактуются как затрачиваемая «энергия». В то же время и сопротивление трактуется как активность, направленная на ограничение воздействия.
Применяя эти различения к структуре «нечто», мы приходим к относительности устойчивости структуры и «организованности», так как и части целого, элементы структуры проявляются и в самовоздействии на иные части, и в сопротивлении воздействиям иных частей.
Структурированные единицы входят в отношения с другими структурированными единицами в акцентах воздействия и сопротивления, что и рассматривается А.А.Богдановым как двоякость активности[19].
Структурная динамика несет в себе идею относительности, отнесенную к активностям двух типов. Поэтому А.А.Богданов утверждает об организованности или дезорганизованности в зависимости от сочетания активностей, и высокий тип организованности определяется способностью к преодолению активности сопротивления окружающей среды[20].
Тем самым, А.А.Богданов сохраняет неразличение между структурой и системой, называя эти организованности системами по указанному основанию. Части соединяются в целое, а целое разделяется на части и говорится о цепях соединений и разъединений[21].
Морфологический подход налицо, и теряет значимость функциональная основа организованностей, что и присуще системам и о чем вел речь еще Аристотель, Платон.
Соединение комплексов А.А.Богданов называет «конъюгацией», считая этот термин формальным, наподобие сложения величин. В то же время, учитывая объектность содержаний, он говорит и о преобразовательности комплексов в ходе конъюгации, появлении общих элементов разных комплексов, организационной связи. Объединение посредством общих звеньев А.А.Богданов называет «цепной связью»[22].
Мы видим, что сохраняется анализ структурной динамики.
Рассуждения о «тектологической границе» между двумя комплексами, ее появление и исчезновение связывается с выявлением отдельностей и синтезирования новых целостностей, с явлениями организационных кризисов[23]. В структурной динамике обнаруживается перемещение активностей от мест большего напряжения к местам меньшего напряжения.
А.А.Богданов нередко заменяет термин «система» на термин «структура», говорит об изменениях структуры в контексте бесконечно развертывающейся цепи в зависимости от разности напряжений[24]. В этом контексте обсуждается возникновение и уничтожение в рамках регулирующего механизма, включая «отбор» и «подбор»[25]. Структурная динамика не мешает обсуждать сохраняемость организма, и А.А.Богданов говорит о том, что возникновение и уничтожение, появление и исчезновение частей, элементов сопровождается сохранением целого, «приблизительно», сохраняться «тем же самым», говорить о подвижном равновесии[26].
Иначе говоря, основное различие систем и структур не принимается в расчет, сводя анализ к структурной динамике.
Простейшие примеры системной аналитики, характерные для таких типов бытия, как социокультурный, деятельностный, культурный, духовный и т.п. не входят в содержание анализа. А ведь именно социокультурная, деятельностная, культурная, духовная норма, оставаясь неизменной в ходе реализации, исключенная из динамик становится основанием организованностей, т.е. систем. Привлекаемая к реализации морфология, ресурсы сами по себе могут демонстрировать лишь структурную динамику, сущность которой лежит не в ней самой, а в определяющей структурирование норме.
Именно она, норма, предстает как «форма» системы, а структура, с ее динамикой, лишь «материей», по Аристотелю.
Сохранение организованности, системы предполагает морфологическое, ресурсное структурирование, но предопределяется именно формой. Это подробно обсуждено в методологии[27].
Другое дело, что и норма становится морфологией, если она в рефлексии подвергается содержательным трансформациям, зависящим от способов и средств рефлектирующего мышления. Эти трансформации имеют свою, уже рефлексивно-мыслительную форму, а рефлектирование, если подобные формы становятся фиксируемыми, приобретает статус организованности или системы.
В то же время, чаще рефлектирование происходит «стихийно», вне рефлексивных форм, что сводит рефлексивный процесс к структурно-мыслительной динамике.
Это является источником слабости, например, стратегических разработок, отсутствия профессионализма в стратегическом управлении[28].
А.А.Богданов касается и развития, сохраняемости форм в природе. Он отмечает, что сохранение в развитии соотнесено и с переходами к иному уровню и к иному содержанию сохраняемого[29]. Сохранение в изменяющейся среде включает в себя не только обменное равновесие, но и «возрастание суммы активностей», перевес ассимиляции, что ведет к увеличению сопротивления.
Как мы видим, трактовка и развития отстраняется от качественных, формно-функциональных переходов, сводится к структурной динамике с количественно обнаруживаемым порогам уровня развития.
Конечно, А.А.Богданов стремится поправить чисто количественно-морфологический подход и говорит, что устойчивость комплексов зависит не только от количества активностей, но и от способа их сочетания, от характера их организационной связи[30]. Но и эти утончения в размышлении включены именно в структурную динамику.
Структурные противоречия продолжают действовать в условиях присоединения элементов или отрыва наименее прочно связанных элементов. Если упрощается внутренняя взаимосвязь, то организационная прочность увеличивается, а энергия понижается. Усложнение же и рост неоднородности уменьшают стройность и устойчивость целого, которую А.А.Богданов как бы незаметно для себя называет системой[31].
При возникновении кризисов возникает тенденция отбрасывания устарелых форм организации. Он подчеркивает, что группировки с более высокой устойчивостью и совершенной организованностью в неблагоприятных условиях могут погибать, а группировки более низкой организованности в благоприятных условиях могут сохраняться и усиливаться. Оба процесса стихийно организуют мир[32].
Эту линию мысли, которая реализует структурно-морфологический подход, А.А.Богданов рассматривает как выражающую давно существовавший в философии подход. Он даже Гегеля относит к высоким представителям такого подхода, что говорит о глубоком непонимании гегелевской онтологии и механизма мышления[33].
Гегель же, сохраняя глубинные основания именно системного подхода, анализировал соотношение идеи «в-себе» как формно-функционального основания «нечто», с ее инобытием, с ее заимствованием «для-иного» бытия, уподоблением внешнему, морфологическому бытию с морфоструктурной динамикой. В своих взглядах Гегель учел все до него существовавшие онтологические версии и совместил в самоустремленности бытия идеи взгляды, в частности, и Платона, и Аристотеля.
«Структурность» подхода проявляется у А.А.Богданова и при анализе равновесия, при отметке, что равновесие слагается из компонентов неуравновешенности, и тенденции равновесия возникают из бесчисленных нарушений равновесия, путем структурных изменений[34].
Если бы признавалось бытие формы, которая базируется на неизменяемости в сохраняемом и воспроизводимом нечто, на непредопределении бытия вовлекаемой морфологии, на особом механизме изменяемости и качественных переоформлениях, - то рассуждения были бы иными.
Именно невидение формодинамики, понимание которой требует иной уровень культуры мышления, оперирования высокими абстракциями и способностями к их объектно-онтологической, реконструктивной и конструктивно-прогностической и проектно-конструктивной нормам использования - порождает невидение абстрактных типов норм, например, стратегий, сведение их к предстратегическим нормам.
В частности, неслучайно, что часто американские исследователи и аналитики стратегического управления трактуют условия изменяемости стратегий по критериям изменяемости ситуационных форм[35].
А.А.Богданов достаточно тонко характеризует структурную динамику, во многом демонстрируя «стандарты» синергетического подхода. Он обсуждает взаимное дополнение частей в целостности, поддержку связанности внутренней средой, передачу излишков и т.п., что способствует поддержанию структурной устойчивости и прочности организованности[36].
Однако он опирается именно на «дополнительность» связей и отношений, характерную для структурной динамики, непредсказуемость сведения массы в структуру, отсутствие изначального основания структурирования, что принципиально важно для системной аналитики. Обращаясь к таким сложным явлениям, как «духовная культура», А.А.Богданов и в динамике идеологического процесса видит морфологические факторы, к которым, например, относит критику, обеспечивающую крушение систем, частичное разрушение, перестройки[37].
То, что критика может совмещаться с арбитражем, вносящим формы, определенность и подконтрольность критической энергии, он не замечает. Именно арбитраж и его применение в организации мыслекоммуникации, предопределяет внесение неслучайности, формности и функционализированности в мыслекоммуникативный процесс, что и показано историей методологии во второй половине ХХ века[38].
Иногда А.А.Богданов почти преодолевает структурно-динамический стиль изложения.
Говоря о «системных противоречиях», росте организационных различий между частями целого, он подчеркивает, что сила организма заключается в точной координации частей, в строгом соответствии разделенных и взаимосвязанных функций[39]. Если понимать функции не морфологически и конкретно, а формно-абстрактно, то функциональная структура «принуждает» морфологию составных частей быть себе соответствующими и - этим придает структуре необходимую стабильность, сохраняемость взаимозависимостей.
Активная и принуждающая сила формы, функциональной структуры является фундаментальной особенностью систем, тогда как структурные зависимости оставляют части «самореализующимися» эгоцентрично и ситуационно зависимыми от непредсказуемой динамики отношений.
Однако, легко покинув функционально-формный тип рассмотрения, А.А.Богданов вновь возвращается к частям как таковым вне их «предназначенности» и зависимыми не от формы и функций, а от внутренней организации, темпа жизни, силы сопротивления среде, что и ведет к дезорганизации. Элементы менее устойчивые вытесняются элементами более устойчивым, и создаются условия для разрыва связей между частями, вплоть до распада[40].
Конечно, относительная самостоятельность морфологии позволяет ей противостоять в самореализации фиксированной форме и функции, дестабилизируя «нечто»[41]. Но необходимость параллельного анализа судьбы «формы» и даже «функции» остается, предполагая совмещение слежений за формой и морфологией, их взаимовлияний с учетом специфики друг друга. А это как раз и не соблюдается в анализе А.А.Богданова. Обращение к функциям и формам приобретает либо риторический характер, либо трактуется по критериям структурной динамики.
Так, обсуждая схождение форм, он обращает главное внимание сходно направленному подбору со стороны сходной среды[42]. Даже при анализе саморегуляции и «саморемонтирумости» организма, замены материалом, берущимся из окружающей среды и приведения к нужному «химическому составу тканей», приближаясь к главному явлению - системности, он сводит явление к «загадочному» типу.[43] Переход от созерцательного принципа познания к «умопостигаемому», который связывался издревле с прихождением к пониманию сущности наблюдаемого (Анаксагор, Пифагор, Платон, Плотин и др.) – не осуществляется.
Неслучайно А.А.Богданов в ходе обсуждения «организационных систем» вновь ограничивается слежением за комплексами, их зависимостями друг от друга, неравномерностью влияний, выделением ведущих комплексов, «собирающих материю воедино»[44].
Процессы в структурной динамике различаются на сбор организуемого содержания, - ингрессия, концентрирование содержания, - эгрессия, фиксирование сконцентрированного содержания, - дегрессия, и всякое событие рассматривается с точки зрения сохранения, умножения одних активностей, упрочения одних связей и устранения, ослабления, разрыва других связей, а фактором подбора остается среда, максимально проявляющаяся в пограничном слое[45].
Все остается характерным для структурной динамики, морфологического подхода, а потому вне слежения за собственно системами.
Говоря об устойчивости социальных сред и факторе задач, программ, А.А.Богданов подчеркивает не их «консервирующий», формный потенциал, а их пластичность, антидогматичность, жизненную изменчивость, что неизбежно связано с применением и - в мире форм - морфологического подхода[46]. Он выделяет положение, согласно которому программа не служит устойчивой основой для подбора даже тогда, когда она не меняется, исходя из значимости пластичности систем[47].
Неслучайна и критика формальной логики, которая демонстрирует, как говорит А.А.Богданов, свою консервативность в мыслительных действиях подбора и этим предопределяет жесткую критику[48]. Но А.А.Богданов свел достоинства гегелевской критики к наличию у Гегеля в качестве оснований мышления - критерия «диалектичности», не рассматривая иные, например, «абстрактность» и «спекулятивность»[49]. Практически оставлена без внимания вся гегелевская конструкция обоснования и изложения логической версии.
Рассмотрение организационных форм комплексов со стороны их сменяемости сводится к уничтожению одних связей и возникновению новых[50]. Этим вытесняется специфика формной динамики, трактуемой по критериям морфодинамики.
При невыделенности формного бытия теряется сама возможность обсуждения переходов от социодинамики к социокультурной динамике, от функционирования к формному обеспечению развития, в отличие от стихийной изменяемости форм, часто присущей бесконтрольной инноватике, от предкультурных форм к культурным и т.п.
Экстремальная динамика изменений и кризисы рассматриваются лишь в ключе быстроты изменений, усложняемом факторами структурных перестроений[51]. Поэтому не могут быть рассмотрены формные кризисы, смена парадигм, идеологий, веровательных оснований и т.п.
Кризис трактуется как нарушение равновесия и переход к новому равновесию, как смена организационных традиций[52].
Сущностные основания остаются вне анализа и возможности их усмотрения.
Замена качественно-формных реконструкций, прогнозов, проектирования количественно-морфологическими их замещениями сводит на нет саму перспективу онтологически значимого анализа социокультурных, деятельностных, нравственно-духовных систем, цивилизационной динамики.
Множество основных проблем управления обществом, странами, объединениями стран, мировым сообществом, продемонстрированных в ходе исторической динамик, особенно в ХХ веке, являлись следствиями псевдосистемного подхода, ограниченности структурно-морфологического подхода. Тем более что аналитический корпус мирового сообщества находится до сих пор в плену указанного неразличения подходов.
В то же время, многие древние системы взглядов на мир были реально системно-объектными. Например, техника анализа на основе «Книги Перемен», китайской традиции аналитики, изначально предполагает обращение к полярным началам – «Небу» и «Земле», их отношениям, что и соответствует различиям «функции» и «морфологии» и их отношениям[53].
Итак, мы показали, что в воззрениях А.А.Богданова демонстрируется четкая линия и тонкость различений, усложнений в рамках структурно-динамического подхода.
В то же время, он пользуется термином «система», придавая ему содержательность в структурно-динамическом подходе. То, приближаясь, то, отдаляясь от формно-функционального аспекта системного анализа, он остается последовательно реализующим структурный подход.
Этим он оформил, систематизировал структурную аналитику и ввел инерцию неразличения систем и структур, как бы забыв большую историю философского анализа объектов, онтологическую линию философии, представленную как Платоном, Аристотелем, так и многими системно значимыми мыслителями.
Методологическая версия системного анализа частично возвратила к собственно – системам, их формной основе (Г.П.Щедровицкий и его школа). Но она осталась в рамках аристотелевских оснований и упустила основные достоинства системно-онтологического анализа, идущие вслед за ориентирами Платона[54].
В то же время, тщательность и систематичность А.А.Богданова привели к выдающемуся образцу структурного подхода и аналитики, удобному для его возвышения до системного подхода, а затем метасистемного подхода, сохраняющего сущностные основания анализа любых систем.
В чем особенность системной, а затем – метасистемной аналитики?
Системная аналитика является более сложным уровнем, более развитым уровнем аналитики. Сама аналитика базируется на рефлексивной надстройке над действиями, обслуживая коррекцию способов действий на основе выявлений причин возникающих или возможных затруднений в действиях и материале реконструкций осуществленных действий[55].
Ведущим в аналитике предстает выявление причин затруднений и постановка проблем. Тем самым, аналитик ставит вопросы о процессуальной динамике, факторах ее осуществления, прежде всего – отрицательных, о возможных путях преодоления затруднений, решения проблем в рамках притязаний субъекта действий.
Более первичной и простой предстает структурная аналитика. Она опирается на динамические реконструкции созерцательного типа, переходящие в прогностические и проектные конструирования. Морфологический акцент вытекает из созерцательности познавательного и рефлексивного отношения, что и позволяет замечать и препарировать структуры.
Для того чтобы перейти к системному уровню аналитики, следует дополнить созерцательные реконструкции, не способные к рексиструкции сущностных причин бытия и динамики объектов – мыслительными, объектно-ориентированными реконструкциями и конструированиями.
Первый уровень существенности, отраженный во взглядах Аристотеля, обращен к выявлению «формы» объекта, непосредственной причины единости различного в потенциальном «изменении». Она выявляется лишь в мышлении за счет введения объектно-онтологических средств мышления.
Для созерцательного воззрения формы предстают «искусственными» мыслительными конструкциями, так же как в мире деятельности технологические конструкции для созерцающего деятельность выглядят произвольными конструкциями технологов.
Лишь совмещение требовательности технологических и любых нормативных форм с ресурсным, морфологическим обеспечением порождает само искуственно-естественное бытие действий, социокультурного поведения и т.п. В них вторично выявляются и «форма», и «материя», о которых говорил Аристотель, применительно к любым типам объектов.
Системный аналитик сначала рексиструирует бытие любого объекта созерцательно, затем мыслительно выявляет форму и, с ее помощью, морфологическую сторону объекта.
В завершении он совмещает формное и морфологическое отражение в единости «организованностного» реконструирования с переходом к последующему конструированию прогностического и нормативного типов.
Структурные реконструкции не дают отражения объектов как организованностей, но они составляют сторону системной аналитики, ее первичный этап.
Системный аналитик считает свою работу осуществленной, если он может ответить на вопросы о том,
Как бы сказал Аристотель, системный анализ позволяет показать в мысли соотнесение причин и следствий на объектной, а не только процессуальной основе.
Более развитой и сложной предстает метааналитика.
Она опирается не только на выявление и конструирование форм, допустимых объектом, но и на сущностную основу объектов, их генезис в охватывающем бытии, в пределе универсумального бытия.
Сущность объектов или платоновская «идея» объектов приобретает обоснованность, свою причину в динамике сущности и бытия охватывающих объектах, в пределе – универсума, т.е. первопричинах или «идее идей» Платона.
Тем самым, от метааналитика требуется способность
для ответов на вопросы о:
Следовательно, метааналитик приобретает возможность раскрывать причины большего, наибольшего объема, давая наиболее «точные», сущностные трактовки бытия объектов, их внешне замечаемых проявлений.
Степень надежности, ясности, однозначности, определенности метасистемных аналитиков является максимальной, а позиция «системного аналитика» выступает как промежуточный этап, подготовленный структурной аналитикой.
Многие трудности совокупной деятельности науки, аналитики и консультирования преодолеваются сменой этапа структурной аналитики на системную аналитику.
Но только метааналитика имеет полноту возможностей огромное количество проблемных полей в интеллектуальной практике заменить задачными полями и придать единому рефлексивному опыту человечества «планомерный», отчетливый, надежный характер.
В последнее время быстро растет обращение к мировоззренческим конструкциям прошлого и к их строительству для решения актуальных проблем, особенно соотнесенных с динамикой макросистем. Это и подготавливает переход к преобладанию метааналитики в аналитическом пространстве.
Однако следует предварительно упрочить системную аналитику, преодолевая наивность структурной аналитики.
Литература
Анисимов О.С.