Поводом к написанию этих заметок послужили обсуждение доклада В.М. Розина в Институте философии по истории ММК и перспективам методологии (сентябрь-октябрь этого года), а также Интернет-дискуссия между несколькими активными участниками современного методологического движения, захвативших и последний этап жизни ММК. Дискуссия носила достаточно интимный характер, свободно обращаясь к жанру гротеска в оценках и методологии и участников дискуссии. Но именно эта свобода позволила в острой форме сформулировать ряд топик сознания современного методологического сообщества, которые я, в силу своей истории, не могу принять.

Суть дела, однако, не в моем личном отношении и в моей личной истории, а в том, что в эти топики, как мне представляется, символизируют потерю важнейшей части «живой» деятельности Кружка, не сводимой к «публично-текстовому» наследию и не воспроизведенному в живой деятельности современного методологического сообщества. Поэтому я позволил себе включиться в эту дискуссию и отнестись к некоторым высказанным в ней тезисам, но «обезличив» ее и сведя всех участников к одной фигуре «Дискутанта». 

Уже на начальных этапах жизни Кружка и, далее, на протяжении всей его жизни рефлексия собственной деятельности, проблематизирующая ее смысл и средства и задающая новые цели, была рамкой непременной процедуры его самоопределения: осенние сессии различных Комиссий и Семинаров чаще всего начинались с многосерийного доклада Г.П. Щедровицкого (далее: ГП), подводящего итог работы прошлого периода и открывающего новые перспективы.

В поднятых же дискуссиях участники не столько уточняют свои методологические позиции, сколько намечают интерпретации методологического движения, начатого ММК. Думаю, что жанр дискуссии выбран точно – он отражает состояние перманентного кризиса методологического сообщества, которое, тем не менее, хочет остаться методологическим.

Моя попытка выдержать этот жанр дискуссии неожиданно для меня самого вывела на первый план проблемы этики, которые до того представлялись мне несущественными. Значимость и сложность этих проблем не позволили мне ограничиться обменом репликами, и я вынужден прибегнуть к статейной форме, точнее, к форме развернутых тезисов. 

ММК или сообщество

Начну с первого тезиса, открывающего дискуссию: «ММК – это сообщество, объединенное на базе основных идей и работ Г.П. Щедровицкого, уважении к выдающемуся мыслителю ХХ века».

При этом остается не проясненным, что имеется ввиду под термином «ММК-сообщество»: то ли это тот конгломерат, который образовался после распада (если угодно, завершения) ММК и сохраняет нечто от Кружка, а нечто утерял и приобрел, то ли все названные характеристики и проблемы универсальны по отношению к истории методологического движения, включая его современное состояние.  С моей точки зрения, ММК и сегодняшнее сообщество, которое называет себя методологическим – исторически разные образования, между которыми пока еще возможно установить не только исторические, но и связи иного рода. (Именно об этом свидетельствует тот факт, что относящие себя к нынешнему сообществу участники дискуссии не находят места для методологического самоопределения, но и не исследуют методологию с позиции внешнего наблюдателя в качестве чисто исторического факта, а интерпретируют ее.)

ММК был живой методологией, действующей по жестким правилам (не путать с жесткостью самого ГП) под неусыпным руководством ГП. Среди этих правил – выдвижение на первое место таких процессов как постановка проблемы исследования и перевод их в задачи, фиксация и развитие средств и методов решения задач за счет их постоянной рефлексии, и все это в контексте объявления и удержания позиций каждого участника обсуждения. При этом все новации, которые благодаря специфике работы ММК порождались с высокой степенью избыточности, проходили фильтр как ГП, так и кружковцев, долго обкатывались в процессах коллективной работы, превращаясь в ее предметы и схемы. С этой точки зрения было невозможным положение, при котором ММК на любом из своих этапов, даже включая игровой, не имел бы четкой и развернутой системы собственных понятий и технологий работы. Поэтому я не могу согласиться с направленным в адрес ММК следующим тезисом Дискутанта: «ММК – не имеет, даже в рамках своего сообщества, устоявшейся системы понятий. Базовые термины не приняты в широкое использование в научных областях знания и в практике социального проектирования. ММК не имеет банка своих специализированных технологий, методы и методики ММК недостаточно технологизированы для широкого практического использования.»)

Если же это утверждение сегодня справедливо как по отношению к пост-ММК’овскому сообществу в целом, так и его частям, то это означает, что оно ни в целом, ни в своих частях не осуществляет методологическую работу. Это то, что ГП называл движением, а его специфика в том, что оно продолжает жить после изъятия своего исторического ядра – методологии в форме ММК. Почему и как живет такое сообщество, можно ли его называть «методологическим» или «имени методологии», в чем его будущее – это особая проблема. Но именно проблема, а не диагноз, поскольку, с моей точки зрения, воспроизводство методологии ММК’овского типа возможно в том числе на базе этого движения. 

С моей точки зрения разложение понятийного и технологического инструментария ММК началось с массовизации Игр, тиражирования «игротехников» и даже «методологов», которые становились таковыми не по профессиональной подготовке, а по закреплению за участником соответствующей функции в какой-то Игре. Многие поигравшие на этих местах далее именовали себя игротехниками и методологами. (Уже после первых игр я высказывал ГП опасения, что ОДИ приведут к профанации методологии.)  

ММК не объединялся на базе основных идей и работ ГП (а тем более уважения к нему как к выдающемуся мыслителю ХХ века), поскольку не только прокламировался, но и был верным по существу тезис, что все идеи и понятийно-методический аппарат ММК является общим достоянием. (А самоуважение членов Кружка как не только носителей, а и творцов Высокой Истины было его фирменным знаком. Если обратиться к постоянно муссируемому пункту об авторитаризме ГП и недемократичности устройства Кружка – при жизни ГП такой слух шел от внешних не-очень-доброжелателей ГП, то я не знаю менее иерархизированного и более демократичного работающего, подчеркну, интенсивно работающего добровольного объединения людей.)

Другое дело, что ГП был центром, который удерживал все множество предметов методологической деятельности (за каждым из которых стоял свой коллектив) и постоянно сводил их устно и письменно, как я уже сказал, в некое системоподобное целое – особая работа, которая, в  частности, позволяла другим быть свободными как от удержания методологического целого, так и от мало приятной обязанности писать тексты и полагать, что основной свой вклад они делают в коллективной семинарской работе. (Принцип сродни средневековому и вступавший таки в противоречие с современной ценностью личного авторства. Следуя этому принципу, каждый кружковец легко заимствовал идеи другого, далеко не всегда оговаривая их источник. Но я до сих пор помню несколько эпизодов такого заимствования моих идей и тот неприятный осадок в душе, который от этого оставался.) Писание статей было тем более противно методологической натуре, что не могло удержать тот аромат полифонии и многомерности движения коллективной мысли, которые имели место на удачном семинаре.

Публикации ГП, как и его постоянные резюмирующие доклады с этой точки зрения можно рассматривать в качестве обязанности по социализации Кружка, которая включала в себя доведение до общества результатов деятельности Кружка и полемику с оппонентами. Выходы во внешний мир (конференций, симпозиумов и т.п.), как правило, носили коллективный характер, с подготовкой общей стратегией и распределением частных ролей, в том числе распределением задач при написании текстов. ГП мог прямо участвовать в «чужом» тексте. Так, я с большим трудом могу считать себя автором первой публикации в известном в свое время сборнике работ по неопозитивизму.

..........................

Этика партнерства в деятельностном подходе

...Методология, сделав собственные средства предметом рефлексивного анализа, критики и развития, включила механизм, который позволяет методы и понятия исследуемой деятельности трансформировать в методы, понятия, схемы самой методологии. Теория деятельности, таким образом, включает в себя методологическое, понятийное и схематическое описание исследуемого объекта (описание деятельности партнера по взаимодействию), а также собственный аппарат методов, понятий и схем. При этом два этих слоя взаимосвязаны, поскольку развитие аппарата методологии происходит за счет заимствований и конструктивной переработки аппарата объекта исследований, а аппарат последнего (решение проблем партнера) может быть развит за счет внесения методологических средств. Эмпирическая методология, тем самым, получает эффективный механизм постоянного развития собственных средств и возможность решать проблемы партнера. Показательным примером такой работы является обращение методологии к «сфере» проектирования (дизайну, градостроительному проектированию) и ассимиляция ее методов и понятий. Развивая проектный инструментарий, методология получила возможность обеспечить шаг развития как для проектного, так и других типов деятельности.

Деятельностный подход и Теория деятельности демонстрируют принципиально иной тип отношений с «объектом» исследования, чем Содержательно-генетическая логика. Логика, ставя целью анализ и нормирование процессов мышления, все же строила свою работу прежде всего на основе текста как объекта эмпирического исследования (реконструируя через него, скажем, такой предмет как «языковое мышление»). В деятельностном подходе далеко не всегда можно говорить об «объекте» исследования, поскольку прежде всего методолог осуществляет взаимодействие с тем, чьи проблемы развития он обсуждает и чьи методы и представления он развивает для того, чтобы осуществить собственный шаг развития. Здесь не срабатывает логика нормирования своего визави из внешней позиции, но приходится занимать так называемую заимствованную позицию, рассматривать проблемы чужой деятельности как свои собственные, соучаствовать в этой деятельности, развивать ее средства, будучи в ней своим и благодаря этому присваивая ее. В этом случае надо говорить о партнерстве. Замечу, что установка на партнерство и взаимодействие не освобождает деятельность партнера от радикальной методологической критики. Но точно также, в процессе взаимодействия не исключена радикальная (само)критика самой методологической деятельности.

Наиболее ярко подобное партнерство проявляется в классических, основанных на методологии Играх, в которых партнер может и должен выходить на уровень взаимодействия с методологом в качестве субъекта Игры, для чего в том числе ассимилируя те или иные методологические и игротехнические средства. 

В заголовке данного параграфа одним из ключевых слов была этика. Однако до сих пор разговор шел о принципах Деятельностного подхода, и это слово не звучало. Тем не менее, я полагаю, что поднятая в этом подходе проблематика партнерства является не только технологическим приемом, а и этической максимой.

Я не могу сказать, что принципы партнерства изначально были положены в основание методологической работы на втором этапе. Напротив, еще в конце шестидесятых годов у меня с ГП были жесткие дискуссии по поводу выстраивания отношений с градостроительным проектированием – нормировать (ГП) или партнерствовать (БС). Фактически тот же спор возник в начале игрового периода – брать на себя ответственность за область деятельности и людей, которые втянуты в Игру (БС) или рассматривать Игру только как материал для методологии (ГП). С моей сегодняшней точки зрения на историю ММК и методологического движения верна моя позиция. Хотя полагаю, что максимализм ГП вызван именно этическим требованием – неукоснительно отслеживать нормы собственно методологической работы, считая все остальное производным.

Вспоминая методологический ригоризм ГП и продолжая тему этики, я должен сделать несколько уточняющих замечаний по поводу методологической формы партнерства. Работа на партнера (который при определенных организационных условиях мог выступать Заказчиком), методология не вела прикладных работ в смысле «прикладывая» своих средств к решению чьих-то задач и не могла выступать в роли простого инструмента для внешнего позиционера. Всякое решение внешних проблем должно было стать прежде всего решением проблем самой методологии, быть ее собственным эмпирическим исследованием. Из этого не следует, как я уже сказал, что методология отказывается от решения проблем других областей деятельности, беря их только в качестве эмпирического материала или, еще резче, паразитируя на них. Работая с эмпирическим материалом, она активно ассимилирует и развивает его методы в качестве собственных (так, проектные методы), а собственные решения переносит в качестве решений проблем внешних областей деятельности. Методология тем самым несет ответственность и за свое развитие и за развитие кооперанта. Именно в такой организации взаимодействия заключена суть методологической этики ММК на этапе формирования Деятельностного подхода.  

В полной мере все сказанное относится и к классическим ОДИ, в которых сохранялась методологическая составляющая и при подготовке, и при проведении, и при подведении итогов игры. Этическая позиция методологии в том, что она оценивает ситуацию – позиции и мышление участников – исходя из своих собственных критериев и методов партнерского взаимодействия в целях развития определенной деятельности. Проблематизация деятельностных ситуаций, постановка социально значимых задач и развитие средств их решения в кооперированном мышлении детерминируют результаты совместной деятельности, а не заранее выставленное пожелание Заказчика. Выстроенная в соответствии с методологическими принципами Игра запускает собственные процессы и, в конечном счете, решает собственные проблемы, используя участников, в том числе и методологов, с их проблемами и опытом в качестве материала. При этом удачная Игра (и это критерий ее качества) позволяет проинтерпретировать собственно игровые результаты и решения на проблемы и опыт участников.

Этическая позиция «Чего изволите-с» противопоказана методологии, на этом она заканчивается. (Примером контрарной позиции служит та линия консультирования, которая работает на Заказчика, следуя формуле «Заказчик всегда прав». Этой фиксацией я не хочу предать консультирование этическому остракизму, а лишь подчеркиваю специфику методологии.) Вспоминаю ситуации советского времени, когда мы приходили к Заказчику с предложением провести ОДИ и говорили: «Учтите, может оказаться, что Вы плохой руководитель и вообще после нас все развалится – поскольку Вы на самом деле уже все развалили, и все надо собирать заново и на других основаниях». Современный рынок услуг (а методология не может не участвовать на нем) вряд ли допускает такие вольности, и это ставит перед методологией очередную проблему, стимулируя ее развитие.

Оценивая работу под Заказчика как наемничество, противопоказанное методологии, которая ставит и решает проблемы по своим законам, важно помнить, что в законы методологии входит проблематизация и развитие собственных средств применительно к новым ситуациям деятельности. И с этой точки зрения к методологии не могут быть отнесены простые и потому получившие широкое хождение приемы «спрограммировать», «отнормировать» чью-то деятельность, используя «джентльменский» набор готовых методологических схем – поскольку при этом исчезает собственно методологическое продвижение. К сожалению, перед глазами массовые примеры подобного применения методологических схем теми, кто причислял и причисляет себя к методологам, но считаю это профанацией методологии. Поэтому я не могу согласиться с тезисом Дискутанта: «… «чистая» методология была критична к себе, культивировала рефлексию собственных оснований – а в «прикладных» ситуациях почему-то ставила запрет на критику этих оснований, но была весьма бесцеремонна в обращении с основаниями научных предметов. Вот этот «двойной стандарт» и неприемлем.» Полагаю, что Дискутант имел ввиду, все же, подобные примеры профанации методологии. (В опровержение его тезиса как всеобщего могу отослать к своим работам, историческая логика которых выстроена по принципу анализа, критики и развития собственных средств.) 

Отказ от этой основополагающей нормы означал бы неэтичное поведение методологии, если бы одновременно не означал отказа от самой методологии в том ее виде, который был задан ее основателем и сформирован Кружком. Для ГП, как уже отмечалось, решение так называемых прикладных задач в принципе отступало на вторые планы по отношению к задаче рефлексивного развития собственных средств мышления и деятельности. Но в этом подходе и содержался ответ на главную социальную установку методологии и решение проблемы социальной ответственности: методология в рефлексивной и ответственной манере развивала прежде всего свое мышление и деятельность, ставя и решая задачу перенесения этого опыта на соседние и другие области деятельности.

Замечу, что я не знаю ни одной социальной системы, включая «ответственные правительства» и другие властные органы, которые бы имели подобный уровень социальной ответственности. (И. Сталин, правда, владел жизнью своих подчиненных в качестве гарантии исполнения возлагаемых на них задач, однако сам оставался вне данного механизма – нанес громадный урон стране, не понеся никакого наказания.)

Тот, кто говорит о технологичности методологии, но отказывает ей в этической составляющей, видит в методологии сумму приемов, но не ее саму. По отношении к истории ММК это ошибка. Если же сегодня говорят об отсутствии этической позиции у методологии, то для меня это может служить знаком распада методологии: потеря этической составляющей эквивалентна потере методологической технологии, а, следовательно, потере самой методологии с ее общественной этической позицией. 

Однако подобный распад методологии не имеет ничего общего с картиной, нарисованной Дискутантом: «…отношения методологов (верных командармов ГП) с предметниками следует рассматривать в рамках создания своего рода  империи интеллекта. То, что произошло после его смерти, - типично для многих империй после смерти великого завоевателя. Ближайшие приближенные какое-то время грызутся между собой за наследство и власть,  захватывают себе какие-то провинции и в них правят, глухо враждуя между собой». Я полагаю, что наследство ММК обладает удивительным свойством исчезать при нарушении законов его жизни. Проблема наследования есть проблема принятия на себя ответственности за сохранение и развитие методологической деятельности, что не может подлежать разделу. (В лучшем случае можно было бы говорить о конкуренции методологических школ, выросших из ММК.)

Методологическая этика CONTRA этики методологов

Таким образом, этичность методологии определилась ее социальной установкой и, далее, уникальным принципом социальной ответственности – ревизовать и развивать собственную деятельность и деятельность партнеров в контексте социальных обязательств участников. Этика методологии далека от традиционных образцов, что чревато потенциальными конфликтами с участниками методологического партнерства – главным образом отторгаются рефлексия ценностных оснований и ментальных построений, а также нормативные требования к деятельности, которые воспринимаются как методологическая агрессия. (В этой ситуации особое значение приобретают формы партнерского общения методологов, не говоря уже об их профессиональных качествах.)

Общественные коллизии методологии отличаются от ситуаций, вызванных нарушением методологических принципов со стороны тех, кто претендует на принадлежность к методологии.

Вернусь к дискуссиям с ГП по поводу проблемы сохранения и воспроизводства методологической культуры в условиях массовизации ОДИ. И сегодня полагаю, что громадный вред методологии, точнее, ее имиджу, поскольку произошедшее выходит за рамки методологии, принесло тиражирование формы ОДИ, весьма простой для подражания и выводящей руководителей Игры во властную позицию по отношению к участникам без всякой методологии с ее специфической социальной ответственностью. Власть, в рамки которой может укладываться любая этическая позиция. (Обращаю внимание на то, что это власть не методологии, а без методологии, а потому чаще всего безнравственная – ради самой власти.)

При квазиметодологическом тиражировании ОДИ популярно заимствование поведенческих особенностей ГП, которыми замещают собственно методологическую технику. Особенно в  последние годы ГП мог быть резок в доведении методологической точки зрения. Стоит только вспомнить его знаменитое: «Не Вам я говорю, а Вашей позиции – «Дурак Вы, Иван Иванович!»». Думаю, что форма общения, свойственная ГП в эти годы, обусловлена  плохой физической формой и усталостью от необходимости вновь и вновь повторять очевидные для него как методолога вещи. Но при всех резкостях, ГП никогда не изменяла точность в оценке ситуации, и он был далек от задачи растоптать человека с тем, чтобы далее манипулировать им.

Типичным примером фактического отказа от методологической позиции, от ее технологии и этики служит прокламирование полидисциплинарности. Когда, скажем, В. Розин объявляет себя философом, культурологом и ученым, а заодно и методологом, то для меня это сигнал к его отказу от методологии – освобождению от ее жестких норм при сохранении бесконтрольного права пользования ее достоянием.

Принципиальным отказом от методологии является, с моей точки зрения, такое помещение ее в философские ряды (поводом к чему являются некоторые, изъятые из контекста, высказывания ГП). В принципе, это не сложно делать, поскольку в ММК есть своя (недоканонизированная[1]) Теория (деятельности) с более или менее развитым аппаратом понятий и громадное количество понятийно насыщенных текстов семинаров и лично ГП. Но в результате такого отнесения исчезает суть методологии – антинатуралистические Деятельностный подход и Теория деятельности. За этим стоит, вероятно, благой, но уничтожающий ММК замысел – вписать его и прежде всего ГП в европейскую культуру. Впрочем, это может быть и попыткой самоопределения членов сообщества в ситуации сегодняшнего кризиса – желанием пристать к какому-то берегу в ситуации, когда социализация методологии под сомнением.

Думаю, что ранее сказанного достаточно для понимания и того тезиса, что инструментальное использование методологического багажа, прежде всего его наиболее «народной» формы ОДИ, ведет к разрушению методологии. При этом не важно, использует ли некто методологический багаж в собственных целях, либо целях Заказчика.

Что далее

Методология ММК состоялась так, как она состоялась – в своих семинарах, Играх, публикациях и изысканиях каждого участника. Методология сознательно выстраивала себя, но это не означает, что данный процесс был очевидным, простым и линейным.

В сообществе существуют сегодня несколько центров, претендующих на такую коллективную организацию методологической деятельности, которая могла бы быть признана продолжением ММК. Это А. Зинченко и В. Никитин на Украине, О. Анисимов, С. Попов, П. Щедровицкий в Москве, возможно, какие-то центры в других регионах. В соответствии с указаниями классика, коллективным пропагандистом и организатором служит наша печать – «Кентавр» под редакцией Г. Копылова. Наиболее заметен среди этих центров притяжения, если оставить в стороне журнал,   П. Щедровицкий – прежде всего благодаря наследственному организационному таланту. При всем том, по крайней мере в глазах участников дискуссии, давшей повод для появления этого текста-реплики, эти центры не получили статуса продолжателя ММК в глазах сообщества.

Возможно, лидеры центров и не стремятся выступить продолжением ММК: имея определенные преимущества перед ММК с точки зрения актуальности проблем, на решение которых они подряжаются, они могут рассчитывать на создание собственной линии развития (чего?). Возможно, дело в их герметичности. Возможно – в нарушении определенных этических норм методологии ММК.

Но я бы хотел обратить внимание на другое. Воспроизводство ММК в качестве «естественного» процесса за счет передачи живой деятельности от одного участника (Кружка) к другому невозможно – эта линия жизни Кружка прервалась. Для воспроизводства необходимо обратиться в культурным механизмам воспроизводства – представить методологию в качестве культурного образца.[2] Другими словами, она должна быть открыта заново – не просто исследована и описана как исторический факт (это дело историографов), а проинтерпретирована именно как методология в своей специфике...